Андрей Шульгин - Слёзы Анюты

— Ну, а отец-то хто?

— Погодь ты, счас скажу — отец тот генерал, что во дворце сидит да нами повелевает. Он команды свои паскудные отдаёт, от тех команд земля тяжёлою делается и родит тоску, а крестьянин землицу-то мять-пахать начинает, тоску из неё сердешной выворачивает, и оттого ему жить худо.

— А как тоску победить-то хочешь?

— А-а. Тут смётка нужна. Я так надумал — без отца-то мать родить не сможет, если отца-генерала извести некому будет тоску зачинать.

— А вдруг от кого другого тоску уродит?

— Вот! И я также кумекал, вдруг — думаю — окромя генерала другой такой прыткий сыщется, что тогда делать. А вот что, — надо так дело поставить, чтобы земля-матушка тока от крестьянина зачать могла. Во. Он ей властелин быть должён. А чтоб от крестьянина погань какая уродилась, так того быть не может.

Муж-из-колодца почмокал губами, как бы оценивая всё им сказанное, а потом продолжил:

— Ты это правильно сделал, что Мироеда сгноил. Так ему, кровососальнику, и надо, да только не в Мироеде дело, не он враг наш первостатейный. Генерал, тот во сто крат злобней будет. Вот кого извести если — мужикам благодать навеки.

— Да где ж он, генерал? Где хоронится?

— В городе вестимо. Да только до города самого ходить нужды не будет, народ сказывает, — скоро он сам сюда пожалует, чтоб мужиков урезонить, по порядкам мироедовским вновь жить заставить. Так что знай, как встретишь его — он есть наш враг самый лютый.

С теми словами муж-из-колодца помахал Кликуну рукою и отправился восвояси. А Кликун ещё долго пялил на звёзды глаза, подмигивал огницам, да над словами услышанными думал. И сквозь тьму непроглядную виделся ему чей-то суровый лик, с которым Кликуну — любимцу звёзд и посланнику трав волшебных, ещё предстояло вступить в брань.

Народ простой, люд чёрный тянулся к Кликуну. За советом шли, за делом добрым. Кликун никому не отказывал, чем мог, помогал. Кого от болезни злой избавит, кому как вещь пропавшую отыскать укажет.

Как-то позвали Кликуна в село окрестное, помочь мужику, что с лошади перекинулся. Кликун приложил ладонь болящему на лоб — кости враз и зажили, тело силами наливаться стало. Потом пили горючку с мужиками, за жизнь разговоры точили.

Завечерело, Кликун пошёл из деревни. Навстречу по дороге брела неказистая фигура старика. Старик подался к Кликуну:

— Не ты ли тот, кто народ от душегуба проклятого, Мироеда, спас? Кто, сказывают, людям помогает, недуги исцеляет?

— Верно, сказывают. А ты кто такой будешь?

— Я путник бездомный, бедняк безотрадный. Может и меня излечить сумеешь?

Странник протянул из хламиды, надетой на его тело, руку. На руке зияло чёрное пятно.

— Болит очень. Мочи нет терпеть.

Кликун положил на пятно свою ладонь. Под его ладонью пятно вдруг заходило ходуном и будто ужалило, Кликун отдёрнул руку.

— Что, жжёт? То-то и оно, всех, кто притронется, обжигает. Сколько лекарей смотрело, да поделать нихто ничего не смог.

— Откуда у тебя?

— Мал я ещё тогда был, бегал по саду нашему, далеко от дому забежал — смотрю, будто стоит девка без одежд, персями нагими из стороны в сторону, водит. Волосы чёрные-чёрные распущенные, до самой земли достают. Заприметила меня, и ну пальцем к себе манить. Я сначала убежать собрался, а потом такое любопытство взяло, — дай, думаю, подойду, подивлюсь хоть на красу такую. Подхожу, значит, а она руку мою берёт, к устам прикладывает да целует. И такая боль меня прошибла, что памяти вмиг лишился. А как сознание воротилось, смотрю, лежу на землице один, девки той не видать уже, только на руке отметина такая осталась. Так с нею и живу, болит вот только.

— А деву эту ещё встречал когда-нибудь?

Лицо старика скорчилось рожей. Взор блеснул. Заговорил быстро.

— Да вижу я, помочь ты не можешь. Я не в обиде, столько лет прожил, так никто средства целебного от пятна проклятущего найти не сумел. Видать, так и помру. Ты мне о другом поведай — откуда ты такой удалой взялся? Сила твоя где родилась?

— Сила моя от трав да звёзд, а пришёл я на помощь роду людскому, чтобы житьё им дать.

— А разве не было у них, людишек-то, житья? Смотри, плодятся до сих пор, песни поют, горючку хлещут. Чем ни житьё? А?

— Не житьё у них, а мука сплошная. Ради них я Мироеда сгубил, который дни воскресные по амбарам своим попрятал.

— И как? Счастливы теперь людишки-то?

— Не всё я ещё сделал для счастия ихнего. Мироеда погубить мало вышло, сказывают, где-то в городе ещё генерал есть, вот когда над ним восторжествую, тогда не будет больше мучителей-душегубов, вольная жизнь настанет.