Эндрю Уилсон - Любовь в отсутствие любви

Глядя на ее безмятежное лицо, Саймон думал о том, как легко было раньше заставить это лицо сморщиться и заплакать. Когда он, будучи дома, раздражался и сердился, это тут же выбивало Ричелдис из колеи. Как она отреагирует, когда он скажет, что ему до чертиков надоело с ней жить? Придется объяснить ей, что он ее не любит, никогда по-настоящему не любил и что он любит Монику… Потом он подумал о том, какую боль это причинит Ричелдис. Поговорить с ней предстояло вскоре, в какой-то момент рождественских праздников, при детях, которые увидят, как ей больно. И им тоже придется что-то объяснять.

Поскольку у Саймона не было ненависти к Ричелдис, а были, скорее, жалость и нежность, ему не хотелось начинать этот разговор. Иногда он думал, что лучше бы она умерла, ведь смерть — лучшее решение всех проблем. Если сбросить со счетов тупиковое утверждение, что жизнь любого человека священна, не является ли убийство очевидным способом разрешить все проблемы в его случае? Зачем истязать это невинное создание признаниями, которые обернутся для нее пыткой и унижением? С другой стороны, почему ей должно быть позволено мешать его счастью?

Он сел в такси. Он обещал встретить Ричелдис и поехать с ней вместе в психиатрическую больницу. Но сейчас он был до дрожи возбужден новой идеей. Он сделает так, что это будет выглядеть как авария… Или самоубийство. Столкнуть ее машину в реку? Это снимет некоторые проблемы. И избавит ее от страданий.

Готовясь к рождественской исповеди, Бартл сидел в церкви и пытался читать молитвослов при свете тусклой одинокой лампочки. Последний из псалмов в сегодняшней вечерней службе — о милосердии и справедливости, сто первый… «Я войду в мой дом с чистым сердцем. Рука моя да не протянется ко злу. Я ненавижу грех маловерия: да не допущено будет во мне это раздвоение…» Слова звучали в голове. Он сидел с закрытым уже молитвенником и медитировал, и грех неверности казался неотделимым от него: слабость веры в Бога; измена — пусть воображаемая — любимой женщине; измена своему призванию… Все это были очень разные вещи.

Бартл ненавидел исповедоваться, но знал, что его жизнь распадется на куски, если он перестанет это делать. В молодые годы, будучи приходским священником, он ходил на исповедь каждый месяц, а то и каждую неделю. Теперь с трудом заставлял себя делать это только перед Пасхой, перед Троицей и перед Рождеством. Почему-то он всегда приходил в одно и то же место, в потемневшую кирпичную церковь в полумиле на север от вокзала «Кингс-Кросс». Знакомые окрестности помогали пройти через неприятную процедуру. Бартл терпеть не мог привлекать внимание окружающих, особенно тогда, когда ему приходилось сталкиваться с собственными недостатками, от которых по большей части не удавалось избавиться. Ничто, например, не могло бы примирить его с Верой. То есть, если обобщать — ничто не могло сделать его более сильной личностью. Он лучше любого своего недоброжелателя клял себя за способность путаться в трех соснах и создавать проблемы на пустом месте. Он судил себя значительно строже, чем любой другой — за исключением, возможно, лишь Бога. Перед этим Высшим судом он трепетал, потому что знал, что прощения не будет.

Чувство трепета и страха владело Бартлом два дня. За это время многое произошло. Ему всегда было неприятно видеть других в унизительном положении, но безумие Мадж потрясло его. Не сама болезнь, а именно безумные вещи, которые она говорила. Теперь она стала спокойней. Она все еще страдала от маний, но теперь они были вытеснены на задворки сознания. Она все еще пребывала в убеждении, что в систему центрального отопления проникли маленькие человечки, но этот факт интересовал ее не больше, чем личность премьер министра. С Бартлом она говорила в основном о Боге. Где он? Как Его узнать, услышать? В больнице она стала ходить на службы в часовню. Но она не могла найти Его, и Бартлу было больно, что он не в силах помочь ей в этих испытаниях.

Несмотря на то что, ощущая гнев Божий, Бартл тем самым ощущал Его присутствие, ему по-прежнему не удавалось разобраться в путанице своих ощущений, и на исповеди это проявилось еще острее. Ему хотелось вернуться домой очищенным. Но, если мерить мерою Христа, никто из людей не был совершенно чист. Еще в древние времена было сказано, что, разведясь с женой, можно жениться во второй раз. С формальной точки зрения, это Вера с ним развелась, а не он с ней. Но, согласно Новому Завету, мужчина, который развелся и вновь женился, совершает прелюбодеяние. И мужчина вожделеющий совершает прелюбодеяние в сердце своем.