Но вот я стою на плоской крыше. По обе стороны квартала вырисовываются очертания многоквартирных домов Вест-Энда и Риверсайд-Драйва. Утыканные каминными трубами кирпичные крыши. Я прилагаю все силы, чтобы перевести дух и не перестать улыбаться. От стояния на крыше меня охватывает лихорадочное веселье и легкое головокружение. В реальный мир меня возвращает озадаченный вид рабби. Он смотрит на меня с удивлением. Почему я не спрашиваю, зачем он притащил меня сюда, на крышу? Да, действительно, зачем вы притащили меня на крышу? Засунув руки в карманы, Джошуа подбородком показывает мне направление. Что он мне показывает? Фасад дома, выходящий на Девяносто седьмую улицу. Вот он, на пропитанной битумом плоской крыше, перекладина параллельно фасаду, основание впрессовано в гранитное подножие. Да, это он — восьмифутовый полый бронзовый крест из епископальной церкви Святого Тимофея. Лежит, тускло поблескивая в лучах неяркого осеннего солнца.
Мне следовало сразу догадаться о причине звонка рабби, лишь услышав его голос. Я наклонился, чтобы лучше рассмотреть находку. Старые царапины и зазубрины. Несколько новых. Оказалось, что распятие сделано не из цельного куска бронзы. Поперечные перекладины крепились к стойке шипами. Я приподнял его на фут. Не очень тяжело, но оно слишком распятие, чтобы таскать его по станциям подземки.
Как рабби Джошуа узнал об этом?
Анонимный телефонный звонок. Мужской голос. Хэлло, рабби? У тебя горит крыша.
Горит крыша?
Если бы в этот момент дети были дома, то я вывел бы их на улицу и вызвал пожарную команду. Но в тот момент я схватил на кухне огнетушитель и поднялся наверх. Это было глупо. Конечно, никакая крыша не горела. Но какая она ни есть, это все же синагога. Место молитв и размышлений. И, как вы видите, на верхнем этаже живет еврейская семья. Так ошибся ли тот, кто звонил?
Отвернувшись от креста, он закусывает губу. Для него это отвратительный символ. Бушующий пожар в его синагоге. Крест прожигает ее этаж за этажом, словно накладывая на молитвенное собрание отпечаток христианской церкви. Я хотел сказать ему, что являюсь членом Комитета экуменической теологии межрелигиозного товарищества, а также Национального совета христиан и иудеев.
Все это весьма прискорбно. Я действительно сожалею о случившемся.
Это не ваша вина.
Я знаю, говорю я. Но с этой минуты город стал для меня еще более зловещим.
Раввины предложили мне чашку кофе. Мы уселись за кухонный стол. Я чувствовал, что мы близки, оба наших дома поклонения осквернены, испачкано все иудео-христианское наследие.
Эта банда охотилась за мной много месяцев. Но что они получили за свои усилия, я хочу сказать, они не могли выручить больше, чем от простой карманной кражи. Послушайте, рабби…
Джошуа.
Джошуа, вы читаете детективы?
Он откашлялся и покраснел. Сара Блюменталь улыбнулась. Пустяк, он читает их почти все время.
Ну что ж, давайте думать вместе. Здесь мы столкнулись с двумя тайнами.
Почему с двумя?
Эта банда. Я не могу поверить в то, что они заранее хотели совершить антисемитскую выходку. У них не было такого намерения. Они не из такого теста. Тащить распятие из Нижнего Ист-Сайда в Верхний Вест-Сайд? Нет, мы слишком многого от них хотим.
Значит, был кто-то еще?
Обязательно должен быть. Кто-то забрал у них распятие, если, конечно, этот кто-то не нашел его на помойке. Вот этот второй — или вторые — уже имел ясно очерченное намерение. Но как его затащили на крышу? И никто их не видел, никто не слышал?
Слышала Анхелина. Вы, как мне кажется, познакомились с ней на третьем этаже. Однажды утром она услышала на крыше какой-то шум. Да, это было как раз тогда, когда я ездила к матери, сказала Сара, посмотрев на Джошуа и ожидая подтверждения своим словам. Но шум продолжался недолго, и Анхелина перестала думать о нем, решив, что это была ремонтная бригада. Мы полагаем, что они прошли с соседней крыши. Дома стоят вплотную друг к другу.
Вы не прошли по кварталу? Не зазвонили в колокола?
Джошуа отрицательно покачал головой.
А что говорят копы?
Муж и жена обменялись быстрыми взглядами. Я вас умоляю, произнес Джошуа. Конгрегация новая. Пока это просто учебная группа, мы в самом начале пути. Мы — молодой побег. И нам меньше всего нужна реклама такого рода. Кроме того, кто бы они ни были, они хотели именно этого.
Мы не хотим рядиться в тогу жертв, сказала Сара Блюменталь, глядя мне в глаза.
И вот теперь, Господи, я сижу в моем кабинете, на голых, разрушенных хорах, и мне очень жаль себя. В этот вечер мне не хватает общества Сары Блюменталь. Это не вожделение, и ты знаешь, Господи, что я не стал бы скрывать от тебя этого. Нет, сейчас я думаю о том, как быстро я привязался к ней, как мне было уютно, с каким неподдельным радушием меня приняли в этих трудных для меня обстоятельствах. В этих людях есть свежесть и честность, я имею в виду их обоих, они так прониклись участием, эта чудесная молодая пара, ведущая спокойную, посвященную делу жизнь. Какой у них прочный семейный союз и, о Боже, какой он счастливый раввин, коли имеет рядом такого преданного друга.
Читать дальше