Ирада Вовненко: Влечение. Истории любви

– Чудо что за портрет, – произнесла черноволосая девушка, – пожалуй, ты был прав. Я в восхищении. Спасибо. Теперь я буду жить вечно. Точнее, могла бы жить вечно.

Она шагнула поближе, подняла руку и изо всех сил разрезала портрет осколком. Один раз по диагонали. И другой раз. И еще – для верности. Натянутый холст радостно поддавался, распадаясь на почти равные раскрашенные лоскуты.

– Тварь, чудовище! – закричала она. – Обожаешь свои картинки, извращенец, да? И за каждую убиваешь человека?! Тупой ублюдок, да они все не стоят и кончика пальца живой девушки!

Вряд ли Ким ее слышал. Рухнув на колени перед картиной, он поглаживал пальцами разрезанное полотно. Его бессвязное бормотание постепенно перерастало в тонкий, захлебывающийся, истерический плач.

Каблуки черноволосой девушки гулко процокали по галерее. Входная дверь оказалась не заперта. За воротами ее ожидала ночь. Жадно вдохнув летний горячий воздух, она быстро пошла прочь, прочь. Минут через пять рядом с ней остановилось маршрутное такси, и грубоватый водитель в клетчатой рубашке, расстегнутой наполовину, открыл автоматическую дверь.

– Эй, красотка! Хорошая погодка! На таких каблуках поди до города не доковыляешь!..

– Спасибо, – расплакалась черноволосая девушка, – неужели вы меня довезете?.. У меня и денег-то с собой нетууу...

– Садись давай, – ответил шофер, – поехали уже. Не надо только реветь. Пожалуйста.

Но черноволосая девушка плакала долго, и в маршрутном такси рядом с веселым клетчатым водителем, и в собственном нечистом подъезде, и в квартире. Не зажигая света, она плакала в чисто убранной комнате. Потом она снова плакала, плакала и снова плакала, потом перестала и даже немного забыла. А потом просто жила.

«Иногда любовь как-то совсем по-особенному проявляется в таланте, и не всегда нам дано ее понять. Поэтому мы выбрали другой путь – мы осуждаем ее...»

С ажусь на корточки, прислоняюсь спиной к больничной стене, выкрашенной желтой масляной краской. Ужасная усталость, и откуда? Еле заставляю себя открыть глаза. Хотя сегодня мне, по всему, надлежит испытывать счастье, близкое к эйфории, – я забираю домой сына, последние исследования показали стойкую ремиссию. Вместо того чтобы прыгать от радости и целовать медсестер, я с усилием поднимаюсь и разлепляю губы, чтобы произнести необходимые слова благодарности доктору. До него надо еще дойти.

Делаю шаг. Другой.

Ординаторская.

Стучу.

Минуточку, говорит лечащий врач, не отрываясь от бумаг, одну минуточку.

Поднимает голову, улыбается мне, встает с места, протягивает руку, хвалит сына за стойкость, потом морщит лоб и немного даже виновато признается, что не успел оформить документы, рекомендации для поликлиники и что там положено еще.

Это еще часа полтора-два, предупреждает он, а то и больше, учитывая надвигающийся обход. Итого, примерно к двум часам дня будет готово. Подождете? Или позже заедете?

Пожимаю плечами, мечтаю о том, что упаду сейчас на голую панцирную сетку больничной кровати и посплю, укрывшись пуховиком, а сын пусть читает себе «Пятнадцатилетнего капитана», караулит выписку.

И тут звонит телефон, диспетчер Танечка жалобным голосом: «Знаю, все знаю, что в больнице, но тут вызов буквально по соседству, на Крестовском, и никого на районе, представляешь? Вызов-то пустяковый, минималка, может быть, возьмешь? А я тебе не забуду...»

Я вздыхаю, растираю лоб ладонью, отгоняя сонную одурь, соглашаюсь со вздохом. С диспетчером нужно дружить, это закон.

Захожу в палату, сын вскидывается навстречу, ловлю его лоб в ладонь, дую в затылок и обещаю вернуться через час.

Вот оно, счастье. Его личико порозовело, и мне на душе тоже становится светло.

Есть такое хорошее время не только летними днями, но и зимними, когда каждый предмет подсвечен солнцем так ярко, что и сам кажется источником света.

На кровати лежат наушники, плеер, надкусанное яблоко, все переполнено оранжевым свечением и теплом.

Диспетчер Танечка нисколько не обманула, нужный дом располагается действительно ровно в трех минутах езды, требуется отвезти пожилую осанистую даму к Приморскому парку Победы – прекрасный день для прогулки, и через час ровно мы уже выходим с сыном из больницы, ничего не забыли, десять раз проверили – такая примета, чтобы не возвращаться.