Тимур Зульфикаров - Земные и небесные странствия поэта

И мы были пастухи дети сосунки твои…

Да…

…И ныне кто возьмет топоры иль пилы в руки неблагодарные свои?

Но берут.

…О Господи! Избавь мя от диавольского поспешания!..

Да!..

Дай колодезные неспешные отстойные глаголы бадьи ведра налитые слова!..

Дай!..

И от пьяного раздольного винограда я сойду к терпкому сухому изюму… да?..

Уж ныне не пьяны не вольны не тучны не млады слова моя?..

Но тогда!..

Но тогда тогда тогда тогда!..

Тогда в детстве моем….

…Тогда мы сходим с ночной кормилицы безымянной акации на ночную землю.

Тогда мы сходим с акации на землю и Павел плачет о предках своих.

— Тимофей! друг! Я хочу назад…

Тысячу лет назад мои предки песчаные извивные ящерицы иудеи мученики мудрецы кочевники гортанные горбоносые пришли в Бухару а теперь я хочу домой! я хочу назад!..

Шалом шалом мои забытые родимые края!..

Тимофей друже я хочу хочу хочу назад!..

Я хочу глотать пить есть пыль пахучую как сыр от соломоновых серебряных отар от гефсиманских галаадских хевронских иерихонских арамейских милых щедрых тучных сладких стад стад стад…

Я хочу изникнуть издохнуть иссякнуть задохнуться в пыли колыбельной той той той в которой был зачат!..

Тимофей друг поэт! Я хочу назад!..

Помоги мне, как помогал ты мне, когда отроки мальчишки в школе били по узкой ущербной змеиной голове меня!..

Я хочу! хочу! хочу! назад!..

…Шалом шалом Исраэл!

Шалом Ерушалаим!..

Там всякая библейская овца блеет поет как мой най!..

Там всякая овца помнит Авраама Моисея и Христа!..

Я хочу назад!

Я авраамова библейская заблудшая плакучая кочевница овца!..

Я хочу назад!..

Я хочу в Ерушалаим к Стене Плача — единственному месту на земле где сходятся встречаются на земле Тот Свет и Этот Свет, земной и загробный миры…

Я хочу плакать у той Стены у Щели у Трещины Святой Небытия!..

Да!..

Тимофей, помоги мне!..

…Да чем я могу помочь ему?..

Я только обнимаю его кургузые тунные плечи, утешаю, но он безутешен, но он отстает и уходит в ту вешнюю сырую долгую нощь нощь нощь…

…И с той нощи он исчез.

Я искал его по городу, но не нашел…

Я искал его по всем похоронам, но не было его в этих слезных убогих немых святых шествиях…

Куда ушел он с узкой головой своей и рыдалистым захлебывающимся наем?..

Куда ты ушел друг мой Пашка?..

Куда?..

Чего я искал тебя по всему городу и по всем кладбищам?..

Но через тридцать лет!..

…Но через тридцать лет я нашел я узнал тебя я услышал тебя у Западной Стены Плача в Ерушалаиме.

Ты там сидел у Стены Плача, у останков святилища Иеговы.

…И там были отроки с аравийскими многоводными слезными колодезными очами, с черно-синими пейсами, в одеждах испанских евреев.

И там были несметные допотопные добиблейские летучие птичьи старцы в новых меховых шапках поверх ермолок, и в алых бархатных халатах, и дикие пустынные верблюжьи их ноги были в белых чулках и погребальных мягких туфлях.

И они прижимались к Стене левым плечом и держали в левой руке древлие мшистые молитвенники, а правую руку простирали к златистым шелковистым высоким камням Стены, отшлифованным облизанным обкраденным мириадами губ…

И был час вечерних пятничных литаний и у Стены стоял плач! вой! вопль! огонь!..

— Ради чертогов покинутых! — павлиньим хмельным душным душным голосом пел один.

— Одинокие, сидим мы и плачем! — жалобно отвечали кричали отроки и старцы.

— Ради чертогов разрушенных!..

— Одинокие, сидим мы и плачем!..

— Ради стен ниспровергнутых…

— Одинокие, сидим мы и плачем!..

— Молим Тебя, умилосердись над Сионом!..

— Собери чад Израиля!.. Поспеши, поспеши, искупитель!..

— Да воцарится на Сионе мир и радость!

— Пусть опять расцветет жезл Иесея!..

…И там у Стены было несколько ветхих и чахлых акаций, которые так слезно так дивно мучительно забвенно так остро пряно напоминали мне голодные военные акации нашего Джимма-Кургана…

И ты там сидел лежал Павел-Пашка у Стены у святой Щели у Трещины Небытия, где сходятся встречаются однажды на земле Загробный и Земной Миры…

Ты там сидел Паша.

Я узнал тебя…

Ты там сидишь Паша…

И ты не узнал меня…

Ты стал старый Паша…

Твоя голова облысела усохла и пожелтела и теперь она стала похожа не на узкую мирзачульскую благодатную терпкую дыню а на поздний квелый желтый осенний огурец, который забыт на грядке и который никто не ест.

Но я люблю твою голову Паша.

Но я люблю тебя мой дальный родимый поздний квелый огурец.