Тимур Зульфикаров - 33 новеллы о любви

А стены тела древлего моего уже обвалились как родные таджикские саманные кибитки мазанки глиняные мои в землетрясенье а землетрясений на родине Таджикии разрушенной моей более трех тысяч в год — это Господь более трех тысяч раз в год напоминает тамошним грешным человекам о хрупкости земного бытия…

И потому родина моя Таджикия — родина мудрецов бездомников странников воздыхающих о вечной жизни где нет страданий и землетрясений разрушающих хрупкое жилье гнездо человеческое…

Но вот Наталья! Наталья! ты пришла в дом забытый дом мой златоволосая и наполнила жизнь мою и наполнила душу мою золотыми колосьями влас солнечных твоих что ли?..

О Господь мой! почему когда гляжу я на поле волнующихся спелых шелковистых колосьев — всегда я тревожусь! всегда я волнуюсь, как это зрелое спелое переполненное яровчатами семенами зернами волнами колосьев поле поле поле…

…качанье томленье спелых златистых колосьев как качанье детских русых курчавых головок?..

…спелые колосья иль этот хлеб вечно волнующийся томят первобытно первозданно меня а что слаще хлеба на земле?.. а что слаще печной дышащей рассыпчатой лепешки?..

И вот когда я гляжу на эти колосистые волны я чую запах свежего хлеба запах печеных колосьев запах печеных мучнистых зерен зерен зерен?..

…спелый исполненный семян зерен кормильный колос так похож на родильный колосистый тучный блаженный урожайный фаллос ярого алого мужа?..

И вот средь фаллических колосьев как тропка вьется жизнь чреватая алчная моя?

И вот средь колосистых фаллосов как тропка затерялась жизнь младость моя?

О хлебные кормильные колосья полевые!

О родильные колосистые фаллосы родильные — и все мои! мои! мои! Ночные!..

О поле колосистых младых фаллосов моих!.. О поле…

И ты уже далекое… далекое…

…Ах Тимофей Пенфей! дальний друг дальних родителей моих…

Когда я шла к дому твоему я увидела рожь переспелую перемлелую в поле а август — жнивень серпень а стайка золотой ржи нескошена и осыпается а где жнец её? где хозяин её? просыплется изойдет она одиноко спелым ярым томящимся зерном…

…После азиатских равнодушных гор таящих смерть так я хочу провести ночь в спелой золотой говорливой ржи ржи ржи!..

Ты пойдешь со мной Тимофей Пенфей а я хочу уснуть забыться в русских смиренных колосьях навевающих сон сон сон тысячелетний православный монашеский

Я пришла из Таджикистана из родного Душанбе моего и твоего Тимофей Пенфей а там война гражданская и горят дома и живые люди и пули огненные летят…

И горят поля хлопковые и сады раненые пыльные и вот я хочу упокоиться в русских златых ржах полевых где нет еще пуль и огня чадящего, хотя Русь тоже уже дымится занимается новым великим пожаром и рожь некошеная готовится к огню что ли когда жнец пьян или убит иль помер довременно как миллионы нынче помирают до Божьего Срока своего когда на Руси одна сеятельница и жница — Смерть обильная…

Пойдем в ночные пахучие блаженные брошенные колосья склоненные мои а утром покосим пожнем хлебы сиротские эти…

Пойдем спать в золотых ржах ржах ржах…

…Наталья Наталия а где родители твои — дальные пыльные други мои душанбинские? Иудей Иосиф и русская Людмила насмерть неразлучные как Русь и Израиль как Спаситель и Крест, а?

А заживо убитый родной город Душанбе доныне гонит гнетет меня и не дает уснуть мне уже много дней…

И там была тишина провинциальная заводь тихих семейных гнезд и чада дети младенцы хрупкие беззащитные резвились в многолюдных солнечных сонных дворах прянопыльных…

И там хватало всем азиатских тучных плодов и вина и хлеба и мяса гиссарских курдючных баранов…

…же огонь восстал меж домов и человеков? и стали гореть детские подушки и игрушки и в ночах бессонный детский плач и рыданья всхлипы матерей явились?..

И ночные сонные плодовые матери зарыдали над чадами своими…

А мы с родителями моими Иосифом Израилем и Людмилой Русью поехали на реку Верзоб-дарью в ущелье Варзобское колыбельное возлюбленное мое…

И там пили вино и ликовали дышали речным целебным ветром и в котле казане бухарском отец мой Иосиф готовил бухарский плов…

И уже сладкий дым шел стлался над хрустальной рекой а я пошла золотисто серебристая как форель нагая в родную реку блаженно снежнопенную ледяную мою по заводи жемчужной в залив златистых колосистых форелей ханских…

И тут! тут увидела содрогнулась, потому что по хрустальной воде пошли глиняные нити струй темные страшные… и это было начало неслыханного наводненья и сели глиняной удушающей…