Вячеслав Козачук - Похвала эпатажности

Как-то после спектакля, стоя в, казалось, бесконечной очереди в гардероб, я ненароком прислушался к нарочито (так почудилось) громкому и чересчур возбужденному обсуждению игры актеров, происходившему буквально за моей спиной.

«Вы знаете, mon cher, сегодня NN играла крайне эпатажно!» — безапелляционно заявил уверенный, хорошо поставленный женский голос. (К слову, такие голоса чаще всего встречаются у преподавателей и батальонных старшин…) Далее последовала длинная и сложная тирада, общий смысл которой сводился к неподдельному (а, может, мое огрубевшее ухо и не уловило тонкой иронии?..) восторгу актерским мастерством NN. Однако ее игра у меня не только восхищения, но даже и малейшего одобрения не вызвала. Выждав приличествующую моменту паузу, я обернулся и был крайне поражен почти невероятным совпадением мысленного портрета, который я себе уже составил, и той реальности, которую был вынужден созерцать. Бальзаковского возраста искусственная блондинка, стремящаяся, видимо, из всех физических сил и финансовых ресурсов выглядеть моложе лет на десять, а при удачном освещении — и на все пятнадцать, одета была и впрямь эпатажно: нежного, бледновато-розового цвета длинный, крупной вязки кардиган, выглядывающая из-под него насыщенно-зеленая, до ядовитости, шелковая блуза с немыслимых размеров бантом и, наконец, узкие брюки из тяжелого черного твида.

«Эталон безвкусицы! Хоть сейчас в Палату мер и весов…», — мелькнуло у меня. — Но при чем тут эпатажность?!»

По дороге домой, под мерный стук колес полупустых вагонов метро я долго раздумывал над правильностью употребления слова. Казалось бы, с чего это меня взволновала чья-то ошибка? Но суть, на мой взгляд, была все же гораздо глубже…

Дома, даже не снимая верхней одежды и только сбросив обувь, я подошел к книжным шкафам и отыскал величайшее по нынешним временам сокровище — почти букинистическую ценность — Словарь иностранных слов, изданный еще в те годы, когда в академических институтах, составлявших энциклопедические словари, к работе относились с величайшей тщательностью.

…Ну-ка, ну-ка, глянем, что ж это за зверь такой — эпатажность!

Словарь утверждал, что слово «эпатажность» имеет исключительно французские корни, происходя от épatage, что означает: «…скандальная выходка; поведение, нарушающее общепринятые нормы и правила». Впрочем, и у слова épatage, как выяснилось, есть предшественник — глагол épater — ошеломлять, приводить в изумление. Кстати, буквальное значение сего глагола — «отколоть ножку рюмки, лишить ноги» (фр. patte — «лапа»), что значит — выбить землю из-под ног, перевернуть всё с ног на голову…

Эпатажность многолика и многогранна. Одни являют ее в виде шокирующего публику спектакля, иные — скандально-вызывающей, сотрясающей моральные нормы картины или книги, третьи стремятся привлечь к себе внимание ошарашивающими песнями etc. Но все перечисленное касается только творческой составляющей. А эпатаж весьма часто проявляется и в поведении, в том числе обыденном, и примеров тому несть числа — хотя это, наверное, тема отдельного разговора…

Что же лежит в основе эпатажности, является неким базисом, основой, фундаментом, на котором возводится иногда убогая халупа, а когда и величавое строение эпатажа?

В первую очередь, стремление выделиться, желание добиться славы, известности (как минимум), успеха (в том числе и коммерческого)… Любым путем, всяческими способами!..

Эпатажность — это не только цель, но еще и средство. Например, испытанный способ, проверенная веками метода скрыть недостаток таланта или, на худой конец, ярких, заметных способностей. Этакая мимикрия посредственности под выдающуюся личность. Выдающуюся, разумеется, — на фоне других, может, еще более посредственных, а, может, настолько более мудрых, что не считают нужным и возможным выделяться подобным образом. Похоже, прав был Иосиф Бродский: «…Старайтесь носить серое… Я посоветовал бы вам также говорить потише…»

Кроме того, эпатаж – это и попытка восполнить, компенсировать отсутствие неординарности средствами простыми, примитивными, доступными для понимания даже слаборазвитой личности. Например, там, где автору следовало бы взять глубиной рассмотрения, раскрытием новых граней исследуемого или показываемого, из-за острой нехватки и знаний, и мыслей стараются поразить нетрадиционным, шокирующим публику (сиречь, наблюдателя-читателя) рассмотрением, придавая объекту черты совершенно новые, о которых, возможно, никогда и не помышлял автор, создавая свое творение. Пускай выказываемые суждения поверхностны, зато на них лежит загадочный флер оригинальности…