Вячеслав Козачук: Рождение легенды

«Какой красавец! Сейчас ты будешь моим…», — подумала Артемида, с восхищением разглядывая оленя. Уже подняв лук и натягивая тетиву, она краем глаза заметила сполохи над Олимпом. «Опять старый буянит…», — безразлично отметила про себя охотница.

Взмахом меча Арес послал конницу в обход левого фланга. Еще мгновение — и она вклинится, разрывая и рассеивая стройные ряды пехоты, и сражение можно считать выигранным! Но тут в ясном, без единого облачка небе прокатились внезапные оглушительные раскаты. От неожиданности Арес опустил меч, и всадники, как вкопанные, остановились перед самой фалангой. «Что, снова?! В который раз битву испортил… Как уже достал…», — негодующе пробурчал он себе под нос.

Дионис поднял кувшин, и струя молодого вина полилась в ненасытную глотку. Закатив от удовольствия глаза, он наслаждался игристым напитком. И вдруг земля дрогнула и начала уходить из-под ног. Дионис поперхнулся, закашлялся и злобно прошипел:

- И когда уже батя успокоится…

Мерно расчесывая серебряным гребнем свои золотистые кудри, Аполлон мечтательно глядел на морскую синеву, с тоской вспоминая Кассандру. Внезапно раздался свист крыльев, и Борей, словно ошалевший, пронесся прямо над его головой, поднимая тучи песка и пыли. «От кого это он так драпает?» — крайне удивился златокудрый. — Кто спугнул-то? Неужто снова отец расшумелся? Эх, только вычесал, и опять полная голова песка и мусора…»

И только Посейдону, всецело поглощенному охотой на юркую морскую змейку, было абсолютно наплевать на спектакль, устроенный сумасбродным Зевсом. Со своим братцем он отношений не поддерживал, виня в этом непомерно возросшее в последние века высокомерие владыки Олимпа…

Гера устало смотрела на брызжущего слюной мужа. А тот, вдохновляемый прикованным к нему вниманием, продолжал, багровея, изрыгать ругань, проклятия и угрозы:

- Мальчишка! Сопляк! Зелень пузатая! Я его из дерьма вытащил, а он мне такое преподнес! Я ему устрою! А ты чего молчишь, — со злостью накидывался он на супругу. — Ты, небось, его еще и одобряешь?! Ты всегда к Прометею благоволила! Знаю я твои повадки!..

Когда представление ее порядком утомило, Гера негромко, умиротворяюще произнесла:

- Юпитер, ты сердишься, значит, ты неправ…

- Не смей называть меня этим дурацким прозвищем! — еще пуще взвился Зевс. — Сколько раз тебе нужно говорить!

Гера негодующе передернула плечами, резко встала, раздраженно откинула ногой скамью, на которой только что сидела, и та с грохотом упала. Не вымолвив ни слова, Гера вышла.

…Через минуту на Малые Зондские острова Индонезийского архипелага, сметая все на своем пути, обрушилось цунами.

Лишенный последнего зрителя Зевс мигом утих, но злоба в нем все еще клокотала, временами выплескиваясь наружу:

- Ну ничего! Я этому щенку такое устрою!.. Он еще умолять меня о прощении будет… Всем урок преподам… Все помнить будут…

Первое столетие на кормление орла, выклевывавшего печень Прометею, Зевс прибывал смотреть ежедневно.

- Ах ты мой птенчик, ах ты мой пернатенький, — тая от умиления, бормотал он орлу, наблюдая, как тот насыщается. — Кушай, мой маленький, кушай, крылатенький…

Однако спустя пару веков эта забава ему поднадоела, и прибывать на трапезу он стал значительно реже. А еще через несколько тысячелетий и вовсе оставил эту затею. Видимо, появились другие, более важные дела…

Орел же, раздирая Прометея, в отсутствие Зевса злобно курлыкал, впрочем, негромко:

- Печень… Каждый день одно и то же… Сколько можно? И никого не интересует, что она мне уже порядком приелась, хочется же ну хоть как-нибудь меню разнообразить… Кому-то, может, и деликатес, а как по мне – одно наказание…

Вода и ветер, в конце концов, сделали свое дело. И как-то ночью, неловко пошевелившись в зыбком полусне-полузабытии, Прометей вырвал проржавевшие оковы из каменной глыбы. Бушующее, всепоглощающее, иссушающее душу желание отомстить пернатому истязателю за свои вековые страдания гнобило, и он остался на проклятом уступе, где каждая трещинка, каждый выступ, каждая самая мало-мальская ямка были ему до осатанения знакомы. Но клятая птица, видно, окончательно обожралась печенки и больше не появлялась. Наконец, устав от утомительно-бездеятельного ожидания, Прометей спустился с горы и ушел в леса.

Время от времени люди видели его, но оскорбленный их безразличной неблагодарностью Прометей старательно избегал встреч. «Да… — думал он, — вот уж действительно: ни одно благое деяние не остается безнаказанным».