Венди Герра: Все уезжают

Через окно я видела, как Фаусто уводит маму, осторожно поддерживая, чтобы она не упала. Она шла еле-еле, пошатываясь из стороны в сторону. Я видела, как они уехали.

Остаток дня отец ходил довольный, друзья поздравляли его. Он победил, а мы проиграли.

Театральная труппа очень маленькая. Живут они между двух гор, словно в большой дыре, засаженной подсолнухами и кофе. Там стоят несколько домиков и общежитие в форме буквы «Г», где живут одинокие. Нас же перевели в третий домик, так как нас двое, а это уже семья.

Знакомые из труппы принесли мне подарки: брошки, резинки для волос, которые не держатся на голове, потому что китайские. Одна из женщин явно хотела мне понравиться — наверняка у нее шуры-муры с отцом. Правда, она его боится так же, как и я. Она тихо со мной поздоровалась и быстро ушла.

Отец не собирался ничего со мной обсуждать: ни решение суда, ни то, когда я смогу поехать к маме. Все происходило молча. Когда мы ехали в машине, я хотела все записать, но он отобрал у меня тетрадь и сказал, что нужно спать. Отцу не нравится, что я веду Дневник, и потому приходится его прятать. Отец не зовет меня по имени. У еды странный запах. У меня нет аппетита, я не хочу есть.

Новая квартира очень светлая, потому что в ней больше окон, чем стен. Здесь две комнаты: в одной мы живем, а другую открывать нельзя — меня сразу об этом предупредили. Кухня крошечная, словно кукольная, по стене нескончаемой вереницей снуют, добираясь до самого потолка, муравьи. В комнате висит полка, уставленная безделушками с разных концов света, но во всем доме нет ни одной книги. Очень странно. Нет также ни картин, ни фотографий.

Не похоже, чтобы в этом доме кто-то собирался жить долго. Наверное, мы скоро куда-нибудь переедем.

Вечером буду смотреть спектакль, который труппа устраивает для крестьян.

Могу писать, только когда отца нет дома. Он уже сказал мне, что дневник — идея не слишком разумная.

Мама должна приехать на мой день рождения, но Фаусто ко мне не пускают. Как будто швед — страшное чудовище, хотя на самом деле он безобиднее маленького щенка.

Отец запретил мне с ним видеться. Он сказал об этом за завтраком в ответ на мой вопрос. Сегодня после обеда начинается школа. Я уже приготовила новую форму.

Среди детей членов труппы есть девочка примерно моего возраста. Все время вижу, как она возится с курами. Она дочь глухого по прозвищу Колдун. У меня болит горло, и я боюсь ехать с ней в школу. Она на два года старше меня и, конечно, лучше подготовлена. Когда приедет грузовик с молоком, мы сядем в него с отцом, и он отвезет меня в сельскую школу. У меня здесь нет моих книг, хотя их наверняка отдали отцу в Сьенфуэгосе. И разыскивать тетрадки мне было некогда.

Я чувствую себя одинокой. Мама не звонит. Может, разговаривать со мной по телефону ей не разрешают? С ней там делают что-то нехорошее. Пока ты маленькая, тебя легко обидеть, потому что у тебя нет денег поехать за помощью к друзьям или к адвокату и защитить свою мать. Когда вырасту, я молчать не стану. Во всяком случае, такой слабой, как она, я не буду, могу поклясться. Я буду о ней заботиться и защищать ее от отца и его адвокатов.

Не знаю, писать ли об этом в Дневнике. Мне страшно, но я никому не могу об этом рассказать — даже под большим секретом.

Отец лежал на нашей кровати с женщиной. Он вышел из комнаты и наказал меня, поставив стоять за ширмой, что рядом с душем. Я видела все, что они делали, и не могла уйти, потому что он то и дело поглядывал в мою сторону — а я знаю, что значит у него быть наказанной. Отец не раздевался: он только спустил брюки и стал тереться об нее, а она лежала раздетая и громко вскрикивала.

Я хотела было убежать, но тут отец встал, и я застыла на месте, прямая, как древко у флага. Прошло много времени, пот лился с них градом, они что-то бормотали и громко дышали. Мне было страшно смотреть на все, что они делают.

Время от времени я закрывала глаза. Когда наконец все закончилось, отец зашел в ванную и подтолкнул меня к самому душу. Он отодвинул занавеску и, пустив сильную струю воды, сказал, чтобы я никогда не доверяла ни одному мужчине. Я никогда не видела отца голым. Он дотронулся до моих волос мокрой рукой, и я вылетела оттуда как угорелая. Женщина поняла, что я все это время находилась за ширмой, и принялась вопить. Я выбежала на шоссе и потом целый день бродила, размышляя о происшедшем. Сейчас уже вечер. Я знаю, что не могу никому доверять. «Маргарет Тэтчер уже возглавляет британское правительство. Этой женщине палец в рот не клади» — это говорит отец, когда я прохожу мимо и слышу, как он беседует со своими приятелями, пьет, спорит о политике. Похоже, есть женщины, которым тоже нельзя доверять.