Но все-таки все, имеющее отношение к традиционному визуальному опыту и окружению, весьма и очень даже удается современным японцам. Везде множество разнообразнейших, неприхотливых, ненавязчивых, с неизбывным вкусом обставленных уголков. И отнюдь не каких там невозможных тропически-экзотических изысков. Милые и естественные, они заполняют пространства городов и пригородов, включаясь, вливаясь в окружающую среду. В качестве ее неотъемлемого и исполненного глубокого смысла элемента всюду полно одиноких, хрупких, подросткового вида девушек, одиноко грустящих над стоячей или проточной водой. Полно крохотных, сухоньких, размером с нашего ребеночка, ссутулившихся пожилых аккуратных женщин с такими же собачками на цветном поводке и украшенных какими-нибудь там бантиками или пелериночками вокруг шейки или на лапках. В тоненьких ручках женщин матово поблескивают полиэтиленовые пакетики, куда они, подрагивая всем своим невесомым телом, как драгоценности внимательно собирают родные собачьи какашечки. Животные во время сей процедуры застывают строги и спокойны и не то чтобы сурово, но требовательно наблюдают за правильностью и точностью исполнения ритуала. Все происходит в совершеннейшей тишине и сосредоточенности.
Полно, естественно, и детей, тихих, веселых, подвижных, но умеренных в проявлении своих маловозрастных буйств и страстей. По речкам застыли в многочасовых стояниях в воде, ведомые всему свету, неудивительные рыбаки с засученными по колено штанинами и с вздетыми удильными шестами. По соседству с ними в таких же позах надолго замерли цапли, осторожно-подозрительно бросая быстрые косые взгляды на антропоморфных соседей: а не издеваются ли? А не таится ли в этом уж и вовсе какая запредельная дьявольская уловка? И ведь правы! Как, однако же, пернатые правы и проницательны! Для безопасности они делают два-три шага в сторону и снова застывают.
И рыбы тут много. Очень много. В различных водоемах и проточных водах они высовывают наружу раскрытые страшные пасти, обнаруживаясь почти по пояс, в ожидании положенного корма. В древнем монастыре местечка Ойя их веками приучали в определенный час на легкие хлопки монахов стекаться к определенному месту для кормежки. И приучили. Ныне это одна из незлобивых забав улыбчатых японцев — хлопать в ладоши и наблюдать сотни высунувшихся из воды почти на всю свою немалую величину серебристых туш с бесполезно разинутыми перламутровыми ртами. Японские рыбины-карпы различной расцветки и гигантского размера (до трех метров в длину и несколько центнеров веса) — основное население водоемов — живут необыкновенно долго, по нескольку сотен лет, достигая почти библейского возраста, сами того не ведая. Наиболее старые с бесчисленными складками вокруг рта и по всему малоподвижному уже телу, с гноящимися глазами и с облезлыми почти до костяка хвостами, как мне сказали, в возрасте семисот лет подолгу и неподвижно висят в воде где-то неглубоко-невысоко, имея угрожающе загробный вид. А ведь они вполне могли быть, да и реально были, современниками первых свирепых в установлении своей власти и превосходства, сегунов (в юном возрасте этих рыбин, правда, — только еще суровых правителей при императорах). Случались они и современниками древнетатарского издевательства над былинной Русью. Современниками гениального сиенского Дадди и последнего расцвета последней Византийской империи. И многого, многого другого средневеково-магически-мистически-таинственного и откровенно-жестоко-отвратительного в Европе, в Южной Америке, среди инков, вырывавших живые дымящиеся сердца из бронзова-той груди своих еще живых обреченных сородичей. Да и — Господи! — сколько еще всего, чего не упомнит не только моя хрупкая, но и сверхмощная память всего совокупного человечества! Всего, что просто погружается в неразмеченную и неопознаваемую темную массу, неотмеченное бакеном исторических записей и заметок, отметок, малого упоминания и свидетельств, что просто и безымянно тонет в море невероятных и самых обыденных вещей.
В многочисленных тихих уединенных местечках-уголочках многократно я замечал разнообразного возраста и пола людей, сидящих на скамеечке, на камне, просто ли на траве с дудочками, свирелями или струнными инструментами. А один неожиданно обнаружился передо мной прямо-таки с настоящим тамтамом. Не знаю, были это люди, просто не имеющие иного места для репетиций? Или практикующиеся на врученных им судьбой и родителями инструментах студенты музучилищ? Созерцатели ли природы и звуков? Искатели ли гармонии природы и человечества посредством музыки? Духи-хранители ли данных укромных мест? Не ведаю. Но звуки, ими производимые, тихи и органичны. Они поначалу даже не различаются слухом. Ветер ли, повернувший в вашу сторону, доносит странное, непривычное звучание воздушных струй? Сами ли вы, подойдя уже почти вплотную, внезапно распознаете тихие ненавязчивые звуки?
Читать дальше