Дмитрий Пригов - Только моя Япония (непридуманное)

Мужские голоса совокупной спасительной силой уже пробивали потолок огромного музыкального зала по направлению к небесам и всеобщему единению в счастье. Я схватился за стул и закружившейся головой больно ударился о низко и опасно свесившуюся балку невысокого потолка моего маленького деревянного японского насквозь дрожащего домика. Доски и бамбуковые стойки скрипели и потрескивали. Искрившийся и искривившийся экран телевизора был заполнен раскрытыми ртами и медленно шевелящимися в них скользкими, переплетающимися как змеи языками. Мужественные и опытные операторы, в подобной экстраординарной ситуации смогшие совладать с вырывавшимися из рук камерами, упорно — и правильно! — не замечали ничего иного вокруг, перебегая от одного страстоборца к другому. И тут, в самом апогее представления, почти светопреставления, на экране удержался крупный план подергивающегося лица с широко раскрытым ртом и звучащим на его фоне высочайшим ангельским женским соло. И все, поколебавшись, упокоилось, вошло в свои контуры и очертания. Конечно, конечно, там ведь, в этой музыке, есть про то, что все Alle Leute werden Bruder (кажется, так). Конечно. Я не спорю. Конечно, конечно, все мы — братья! Братья, невзирая на цвет кожи, вероисповедания, возраст, пол, какие-то там телесные различия и ущербы, совместимые с понятием человеческого.

Не понимая ни слова из японского комментария по поводу происходящего, я только улавливал видимость, все время пытаясь себя за нравственные волосы вернуть в ситуацию равенства всех людей друг перед другом, особенно перед музыкой и высокой духовностью, и уж тем более перед Богом. Может, именно в минуты звучания этой радости в «Оде радости» у больных и увечных просыпаются неистовые жизненные и духовные силы, приобщающие их к всеобщей нормальной человеческой жизни. А может быть, именно их ущербность и убогость дает некие неведомые тайные возможности раскрыть и явить в собственном варианте музыкального исполнения что-то досель нераскрытое остальным здоровым и толстокожим человечеством. Известно ведь, что из комплексов и из так называемых самодовольным толстокожим человечеством ущербов натуры рождаются немалые творческие откровения. Однако все время меня не оставлял мучивший вопрос или недоумение: все-таки до какой степени страданием и разными параличами и на какую глубину может быть поражена человеческая натура, чтобы все-таки иметь возможность создавать нечто информационно-коммуникативно воспринимаемое остальными на уже заданном уровне глубины и совершенства и в горизонте понимания нормального взрослого населения земли. Трудно сказать, но зрелище было по-своему перформансно-впечатляющим. И я понял свою ущербность. Ну, если и не ущербность, то безумие, уж во всяком случае.

…я здесь от имени неземного правительства Неземной Безумной Республики уполномочен заявить, что все эти безумные слухи неверны. Безумное правительство неземной России предоставляет безумному народу неземное право, какое имеется и у безумных народов, населяющих неземную Россию.

Если безумный народ желает сохранять свои безумные законы и неземные обычаи, то они должны быть сохранены.

Вместе с тем считаю безумным заявить, что безумная автономия неземного Дагестана не означает и не может означать отделение его от неземной России. Автономия не предоставляет неземной независимости. Неземная Россия и безумный Дагестан должны сохранить между собой безумную связь. Ибо только в безумном случае безумный Дагестан сможет сохранить неземную свободу!

Да, куда уж дальше плыть?!

Однако плывем. Приплыли. И приплыли, слава Богу, к более простому и обыденному. Если отвлечься от необычайного и редко встречающегося даже в Японии, а также от древности и традиции, то замечаешь, что всем как бы известный нынешний японский продвинутый и утонченный дизайн, как и современная архитектура, столь часто встречаемые на страницах модных журналов и телевизионных кинопутешествий, в пределах самой Японии попадаются на глаза весьма и даже весьма нечасто. Хотя и здесь случаются исключения. Встречается необыкновенное и неожидаемое. Об одном из таких просто невозможно не рассказать, с трудом скрывая неодолимое восхищение и оторопь одновременно. В общем с чувством, по всем параметрам подходящим под Аристотелево определение возвышенного.