Колин Макиннес - Абсолютные новички

— Хороший поворот дела, хоть нам и придется выплачивать гонорар в долларах…. Да, сведем эту парочку и нокаутируем их.

— Будет сенсация, — сказал я.

— Его проблема, — сказала экс-Деб., указывая мундштуком на своего любовника, — это его успех. С той самой первой великолепной программы про Сердитых от него ожидают только лучшее.

— И они свое получат! — воскликнул Зови-Меня-Приятелем. — это моя цель, моя миссия и мое достижение — нести высококачественный культурный материал поп-массам.

— Он слуга культуры всех времен и народов, — сказала его дама после того, как они глотнули огненной воды, а потом попытались поцеловать друг друга.

Зови-Меня-Приятелем осмотрел помещение, где веселящиеся вжались в пластиковые сидения и тусклый розовый свет отражался от паркета прямо им в глаза.

— Сегодня, — объявил он, — любой человек — будь то мужчина, женщина или ребенок — в Соединенном Королевстве может стать личностью, звездой. Кем бы вы ни были, мы можем поставить вас перед камерой, и вы будете жить для миллионов.

Но никто не заинтересовался этим предложением в клубе «Подозрительный», так что Зови-Меня-Приятелем сполз со стула и исчез в поисках туалета. И экс-Деб. переключила все свое внимание на меня и неожиданно становилась все более и более материнской. Потому что женщина, когда она расстроена и немного пьяна, а ты молод, очень хочет показать тебе, что она «понимает» — хотя что именно она понимает, ты так и не можешь осознать, и это довольно конфузно.

— Расскажи мне про свою камеру, — сказала экс-Деб., опираясь на меня, теребя мой Роллейфлекс и дыша спиртом мне в лицо. Хотя выглядела она, доложу я вам, просто обалденно.

— Что ты хочешь знать о ней? — откликнулся я.

— Как ты научился ей пользоваться? — спросила она загадочно.

— По ошибке, случайно.

— Ах!

Я не понял этого "Ах! ".

— Когда ты был маленьким мальчиком? — спросила она.

— Так точно.

Она уставилась на меня, будто я только что вышел из приюта Св. Бернарда.

— У тебя было тяжелое детство, я понимаю, — сказала она сочувственно.

— Нет, я бы так не сказал, — а я бы и в самом деле не сказал.

— Ах, но я знаю, что так оно и было! — настаивала она.

Я сдался.

— Что ж — твоя взяла, — сказал я ей.

— Твоя мать, сдается мне, была порядочной стервой, — предположила она.

Теперь, хоть я и был согласен с этим, я просто разозлился! Кем она себя возомнила, эта фотомодель, — Миссис Фрейд?

— Скажу тебе кое-что про мою мать, — сказал я. — У нее есть свои недостатки — у кого их нет? — но у нее много отваги, она здорово сохранила свою внешность и выглядит обалденно!

— Ты слишком лоялен, парень, — сказала экс-Деб., ее шикарная юбочка так и скользила по стулу.

— Может, и так, — сказал я, вновь поддаваясь ей.

Она взяла меня за руку и сказала:

— Расскажи мне какой-нибудь секрет про вас, тинэйджеров. У вас очень активная сексуальная жизнь?

Они просто не могут удержаться.

— Нет, — ответил я, — не очень.

А сказал я, кстати, чистейшую правду, потому что, хоть вы и видите тинэйджеров, перемешанных друг с другом и ведущих себя легко, свободно и интимно, довольно нечасто это достигает точки, откуда нет возврата. Но в королевстве, где мы проживаем, все почтенные граждане твердо уверены, что если вы видите деток, наслаждающихся самими собой, то это означает, что — основа всего этого — плотские грехи, а не то, что на самом деле это — просто резвость и веселье, праздник.

Но так как это не касалось экс-Деб., я сменил тему и спросил ее:

— Куда поедешь в отпуск в этом году, Мисс Шеба?

— Кто, я? О, не знаю… Я всегда езжу в такие места, где есть пляжи, скандалы и чтобы лететь было недалеко…. А ты, дитя? Я слышала, что вы, словно отщепенцы, теперь колесите автостопом по всему Континенту?

— Нет, уже нет, — твердо отрезал я.

— Почему уже? — спросила она, пытаясь сфокусировать свой взгляд на мне.

— Автостоп давно уже вышел из моды. Нам надоело, что над нами надругаются, и мы прибываем вовсе не туда, куда планировали. Мы теперь покупаем билеты, как все остальные, и, кстати, кучи новых туристических компаний целиком зависят от нас, юных путешественников.

— Так, значит, ты ездил на Континент, бывал во всех этих местах?

Да, забавно… а почему я должен стыдиться того, что никогда не покидал наш остров? Почему? Потому, что, хоть у меня и было полно возможностей (например, не далее, как прошлым летом, марксисты пытались переправить меня к Молодежи в Болгарию — только представьте себе это! ), я просто не хотел… или скорее…. Ладно, чего уж там, я даже не выезжал за пределы Лондона, кроме одного раза, воспоминания о котором у меня остались самые расплывчатые. Меня вывезли на один день в Брайтон, к морю, это было как-то связано с маневрами моей Ма, и все, что я могу вспомнить, это как мы парковались, а потом меня оставляли на пляже и в баре, за столиком с ячменным пивом, пока Ма исчезала, чтобы пофлиртовать с сопровождавшим ее парнем, у которого водились легкие деньги. А что касается сельской местности, этой огромной зеленой штуки со зверьми, что раскинулась вокруг нашей столицы, — я никогда не видел ее. Даже во время войны, когда падали бомбы, моя Ма отказывалась покидать свое имение, и не хотела, чтобы нас с Верном эвакуировали, будь что будет. И все, что я помню о самом путешествии в Брайтон и обратно, это то, как я входил и выходил из вагонов, а все остальное время я либо лежал на горячем и вонючем сидении или блевал.