Владимир Лорченков - Самосвал

— Идеал. То, что у тебя между ног — идеал.

— Остальное, — хихикнула она, — не нравится?

— Нравится, — не соврал я, — но это — самое-пресамое ценное-расценное.

— Я люблю секс.

— Я люблю тебя, — сказал я.

— Не верю, — улыбнулась она.

— Много ты понимаешь, — сказал я.

— До черта, — сказала она.

— Ни хрена, — сказал я.

— Тебе нравится моя грудь? — спросила она.

— Еще как! — не соврал я.

— Она небольшая, — сказала она.

— Мне нравится, — сказал я.

— А все остальное?

— Не могу налюбоваться на твой живот, — не соврал я. — На лицо. На все.

— Чувствуешь, как сжимаю? — спросила она.

— Ох, — сказал я.

— Что? — начала щекотать мне шею языком она.

— Ох, — честно повторил я.

Два дня назад я лежал на пляже, старательно пряча лицо в покрывале. Матвей под зонтиком играл с самосвалом. Почему-то именно самосвалы вызывали у него самый большой интерес. Наверное, развивается как личность, подумал я, и хочет не просто возить что-то на колесах, но и строить. Пришлось купить еще два самосвала, кроме одного того, что мы привезли из дома. По сторонам я старался не смотреть, потому что везде видел лица хихикающих малолетних девчонок, перед которыми, без сомнения, Ира меня ославила. Наверняка, страдал я, она не поверила в мои путаные объяснения и решила, что я и правда не могу.

— Интересно, — спросил я себя вслух, — почему у тебя все объяснения путаные? Никому толком ничего объяснить не можешь. Косноязычный, бля, придурок! Писатель хренов!

Я даже подумывал о том, чтобы свалить. Единственное, из-за чего мы остались: те самые врачи, один из которых все растолковал мне насчет моря. Меньше месяца, сказал он, это не срок. Если меньше месяца, то даже не стоит ребенка мучить, понимаешь? Смена климата, все такое. Ему нужно попривыкнуть, ему нужно втянуться. Ты же не сразу втягиваешься, а? Желательно, конечно, вообще на три месяца. Ну, как раньше дворянские семейства ехали в Крым на лето, помнишь? А как же, посмеялся я, помню. Помню, собрались мы на море с батюшкой в тысяча девятьсот тринадцатом… Три месяца, конечно же, я не потянул бы. Поэтому ограничились одним. Что ж, придется терпеть. Надеюсь, девчонки скоро свалят: вряд ли у школьниц есть деньги, чтобы отдыхать дольше одной-двух недель.

Тут передо мной что-то упало. Не очень тяжелое. Перо? Чайки в Затоке совсем обнаглевшие, гадят прямо на голову.

— Хех, — сказал Матвей, — хех.

— В смысле? — спросил я, не открывая глаз.

— Хех, — пояснил он.

— Бумага? — переспросил я. — Что за чушь?

— Хех, — терпеливо сказал Матвей. — Мама хех.

— Бумажная женщина? — удивился я.

— Мама хех, — пояснил Матвей.

— Женщина с бумажкой, — понял я.

— Сяка, — согласился, наконец, он.

Пришлось открыть глаза. Передо мной лежала бумажка, на которой сверху было написано смешное слово «ДОВIДКА». Что еще за хрень, собрался спросить я, но дрожащий голос сверху произнес:

— Справка. По-украински это «справка». Из местного медицинского диспансера. О том, что сдавшая анализы совершенно здорова, и ВИЧ-инфекции… а также… в крови не обнаружено.

Я поднял голову. Конечно, это была Ира.

Конечно, под ее лобком сияло солнце.

«Уважаемый Георгий Степанович!

Для начала позвольте мне поздравить вас с праздником всех трудящихся. Пусть нет той великой страны, на благо которой вы и тысячи — нет, сотни тысяч! — ваших соратников трудились и проливали пот и кровь, но наследие ее осталось. Мы, тридцатилетние, говорим вам, поколению старших: низкий поклон! С праздником! С 1 мая вас!

Вы уже взрослый, зрелый человек. Нет, прошу вас, не нужно, вы наверняка кокетничаете, когда пишете, что уже стары.

60 — не возраст! Тем более отрадно для меня, человека молодого и неопытного, получить письмо от вас, умудренного жизнью мужчины. Да еще и узнать, что, в отличие от многих ваших сверстников, вы, в годину бедствий, в которые погрузили нашу страну эти, с позволения сказать, либерасты и дерьмократы, не потеряли себя. А нашли силы выстоять и открыть свое предприятие, выживающее в условиях дикого капиталистического рынка, да еще и живущее по законам социальной справедливости. Я, без преувеличения, счастлив, что такие люди, как вы, есть! Это поколение моих родителей, поколений стальных людей, поколение, перед которым я преклоняюсь и которое олицетворяете вы и такие, как вы, Георгий Степанович.