Дарья Симонова - Феромоны Монферрана

А Олинька читала, что нечего тут умничать, и что люди любят кого-то просто потому, что им нужно с кем-то быть. А если с кем-то одним становится плохо, надо найти кого-то другого. И что в этом постыдного?! Игорь обзывает ее. Попрекает лишним куском ветчины. Поглядывает на других женщин, между прочим! Ненадежен, груб, необразован. Поверхностный циник в личине трубадура. Но это еще что… недавно он ударил Олиньку, а этому уже нет прощенья.

— А нельзя ли тебе просто попросить у Игорька тайм-аут? — отчаянно советовал Каспар банальные ходы. — Скажешь, что временно хочешь пожить одна… или нет: скажи, что приезжает мама! Она ведь может к тебе приехать?

— При чем тут мама?! Почему ты предлагаешь мне врать? Я хочу, чтобы все по-честному.

— Но в таких делах невозможно все по-честному! Тут непременно где-нибудь соврешь, смягчишь, сгладишь углы…

Каспар был убежден в том, что говорил, хоть и мораль его была далека от идеала. Потому что идеал, читай честность в амурных делах, недостижим и даже вреден. Стальной логикой парикмахерских «утюжков» не разгладить до конца локоны любовной игры…

— Нельзя отрезать хвост по частям! — упрямилась Олинька. — Я полюбила другого человека. И Игорь имеет право об этом знать. Но ты… ты не бойся. Если тебе не нужны проблемы… я не стану тебе обузой. Если ты меня совсем не любишь…

Голос Оли сценически дрогнул. К тому же она одела очки. И сразу стала такой беззащитной библиотекаршей! Просто удивительно, как преображает облик этот досадный для многих предмет… Девушку в очках хочется лелеять и оберегать. Каспара вообще завораживали несовершенства: дефекты речи, особенно картавость, легкая хромота, неопрятные прически, потекшая тушь… Немедленно вообразилась Олинька беременная: с животом, в очках, близоруко прищурившаяся над томиком Тютчева и закутавшаяся в шаль из свалявшейся шерсти… Приступ щемящей жалости оказался куда ярче, чем воздушная нирвана.

— Нет, не люблю. Совсем! И ты тоже, как и Игорь, имеешь право знать об этом.

Каспар не знал иного пути, как объяснить ретивой правдолюбке, что он категорически не согласен с предложенным методом. С каких щей он будет влезать в чужие отношения — пусть только этим в жизни он и занимается, пусть даже переплет, в который он нынче вляпался, — прямое следствие его невылупившегося кредо…

И вообще пора спасаться бегством! Что если Олинька и вправду ему уже полюбилась? Надо пресечь эти шашни на корню. На чужой каравай рот не разевай! А если разинул, вовремя захлопни. Хотя… если вдуматься, во всем свои плюсы. Теперь он смело может писать новую главу своей многострадальностраничной монографии. Глава будет о том, как мужчине вести себя с женщиной, которая терпит домашнее насилие и просит помощи. Тема, при всей ее вопиющей актуальности, совершенно не разработана! Ограничиваются советами не лезть в чужой монастырь, сами, мол, разберутся. Однако это примитивное потакание злу… Но и влезать надо с умом — в перчатках дистиллированной безупречной морали, вооружившись скальпелем юридической терминологии. Знание законов действует на людей, — даже несовершенное знание несовершенных законов! Здесь уместно будет извлечь из долгого ящика отцовских связей образ буйной, но обаятельной Лейлы Робертовны. Вклинить в текст для солидности слово специалиста. Тем более, что, как насплетничала Айгуль, неистовая Лейла снова явилась на горизонте. А Сашенька еще смехотворно о врал о том, что пытается скрыться от лучшего юриста…

Из сашенькиных потуг к метафизике: «Даже ангелы смущаются, когда их просят о московской прописке».

Каспар решил пока сбежать от Оли. Ему надо охлынуть. Поразмышлять. Олинька пусть тоже поломает голову. Если она сделает правильные выводы, она поднимется на новую ступеньку в своем развитии… Доктор Ярошевский украдкой почувствовал себя местечковым гуру. Иногда можно — если недолго и про себя! Его, правда, немного тревожило, не слишком ли он жестко обошелся с девушкой. Но иначе было не объяснить… Он как-нибудь потом непременно подсластит пилюлю. Скажет, что если бы не Игорь, бесценный друг детства, тогда оно конечно, все было бы иначе…

Пока Каспар лелеял в воображении все радости сослагательного наклонения, его ноги шагали в самом любимом направлении — этот укромный путь когда-то показал Белозерский. И Каспар никогда не упускал случая по нему прошвырнуться: почти центр мегаполиса — и такие тихие живописные трущобы, обрамляющие железную дорогу. Натура для съемок глухой провинции. Дети играют в индейцев, тетенька в ситцевом халате развешивает белье во дворе, азербайджанская диаспора играет в нарды, старожилы в кальсонах читают газеты… Маленькие радости теплой осени! Каспар был бы не прочь поселиться в этой непафосной слободке: отсюда можно пешком до трех вокзалов и прочих стратегически важных точек, рядом дружеская пристань имени незабвенного профессора, и даже арбитражный суд, о котором остались такие неожиданно приятные воспоминания. Теперь немного грустно проходить мимо…