Андрей Шляхов - Доктор Данилов в госпитале МВД

— Иногда бывает, но очень редко.

Вопросы смерти всегда занимали Данилова лишь с практической стороны, как врача, не более того. Кто-то рождается теоретиком, кто-то — практиком. Данилов был практик. Когда-то, поначалу, смерть воспринималась как азартный противник. Нет, скорее как враг. Враг сильный, коварный, всегда имеющий в запасе несколько козырей — сюрпризов, но тем не менее его было можно победить, получалось. Потом восприятие немного изменилось или, если точнее, — расширилось. Смерть стала уже не противником, а некой чертой (порогом, границей, гранью — годилось любое слово), перешагнув которую, люди уже не возвращаются. Не исключено, что по прошествии нескольких лет представление изменится. Да и какая разница, суть-то всегда одна.

В конце шестого курса среди студентов даниловской группы зашел спор о том, кому какие специальности абсолютно не по душе. Речь шла, разумеется, о медицинских специальностях, причем не обо всех, а только о клинических, то есть занимающихся непосредственно лечением. Организация здравоохранения, общая гигиена, гистология с физиологией и им подобные «остались за бортом».

Данилов сказал, что ему не нравятся онкология и психиатрия. В отношении психиатрии никто не спорил, к этой очень нужной, просто жизненно необходимой специальности без иронии относились только те, кто хотел ею заниматься. Все остальные начинали с шуток по поводу того, как хорошо и спокойно работать, зная, что патологоанатом на вскрытии не сможет опровергнуть твой диагноз, и заканчивали «классическим» изречением неизвестного мыслителя: «Только в психиатрии врачу платят зарплату за болтовню». Но кто-то спросил: а почему онкология?

— Там часто бывает заведомо безнадежно, когда приходится лечить не просто не веря в успех, а зная, что ты ничего сделать не можешь, кроме как облегчить страдания. Облегчить страдания, конечно, много значит, но такого рода деятельность не для меня. Я так не могу — мне нужен результат, и мне надо верить, что я его добьюсь.

Данилову сразу же возразили, что неизлечимо большинство заболеваний, что симптоматическое лечение без устранения причины встречается не только в онкологии, и так далее.

— Все это так, но… — Данилов запутался, подбирая нужные слова, ведь подчас так трудно облечь в них ясную и четкую мысль, поэтому дальше продолжать не стал, а просто повторил: — Онкологом я работать не смог бы.

Библии в ординаторской не было, но был компьютер, подключенный к Интернету. Данилов набрал в поисковой строке «Первое послание к коринфянам», нашел пятнадцатую главу и стал читать.

«Но скажет кто-нибудь: как воскреснут мертвые? И в каком теле придут? Безрассудный! То, что ты сеешь, не оживет, если не умрет. И когда ты сеешь, то сеешь не тело будущее, а голое зерно, какое случится, пшеничное или другое какое. Но Бог дает ему тело, как хочет, и каждому семени свое тело… Так и при воскресении мертвых: сеется в тлении, восстает в нетлении; сеется в уничтожении, восстает во славе; сеется в немощи, восстает в силе; сеется тело душевное, восстает тело духовное. Есть тело душевное, есть тело духовное. Так и написано: первый человек Адам стал душею живущею; а последний Адам есть дух животворящий. Но не духовное прежде, а душевное, потом духовное. Первый человек — из земли, перстный; второй человек — Господь с неба. Каков перстный, таковы и перстные; и каков небесный, таковы и небесные. И как мы носили образ перстного, будем носить и образ небесного. Но то скажу, братия, что плоть и кровь не могут наследовать Царствия Божия, и тление не наследует нетления. Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся вдруг во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся, ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в бессмертие. Когда же тленное сие облечется в нетление и смертное сие облечется в бессмертие, тогда сбудется слово написанное: поглощена смерть победою. Смерть! где твоё жало? Ад! где твоя победа? Жало же смерти — грех; а сила греха — закон». [16] Первое послание к коринфянам, 15:35–56.

Данилов перечел дважды, но так и не понял, почему Юрий Алексеевич рекомендовал прочесть именно этот отрывок. Спрашивать не хотелось — во-первых, не стоит лишний раз беспокоить тяжело больных, а во-вторых, далеко не все темы, подходящие для размышлений, подходят для обсуждения в реанимационном отделении.

Вспомнилась недолгая патологоанатомическая «эпопея». Странно, но смерть воспринималась там совершенно иначе, чем до того и после, и осознать это можно было только сейчас, постфактум. Данилов стал было докапываться до причины (такое уж сегодня нашло «мыслительное» настроение) и решил, что дело, скорее всего, в том, что патологоанатомы имеют дело со смертью «в прошлом времени», как с уже свершившемся, законченным событием, которое поправить невозможно. А раз уж так, то и рыпаться нечего, остается делать свое дело и цинично, а может, и не цинично, радоваться тому, что ты пока еще жив. Совсем другое дело там, где смерть еще не наступила, но может вот-вот наступить. Здесь и отношение к ней другое, и думаешь о ней чаще, потому что есть возможность предотвратить, оттянуть, чего-то добиться.