Андрей Шляхов - Доктор Данилов в госпитале МВД

Примерно через час «героическому майору» стало лучше настолько, что он даже смог шутить:

— Вот-вот подполковника должен получить и чуть концы не отдал.

— До подполковника мы вас так уж и быть, дотянем, — ответил Данилов, подкручивая кран кислородной системы. — А вот если хотите полковником стать, то к себе надо относиться бережнее и внимательнее. Это, знаете ли, парадокс — в двадцать первом веке, в городе Москве, помереть от нелеченой пневмонии…

Впрочем, и от леченой помереть тоже можно. В двадцать первом веке, в городе Москве.

Данилов вспомнил рассказ Елены о прошлогоднем разборе в департаменте смерти шестидесятипятилетней женщины, которую участковый терапевт неадекватно лечила на дому и халатно наблюдала. Неадекватность выражалась в том, что при двусторонней пневмонии из антибиотиков был назначен эритромицин в таблетках, а халатность в том, что больная не наблюдалась активно, то есть врач не навещала ее по собственному почину, не дожидаясь очередного вызова. «Активы» положено делать во всех тяжелых или нуждающихся в контроле случаях. В итоге на фоне четырехдневного «лечения» женщине становилось все хуже и хуже, пик пришелся на вечер субботы, когда была вызвана «Скорая помощь». Врач «Скорой» сразу же оценил ситуацию и госпитализировал женщину в сто двадцать третью больницу, где она и умерла в первые сутки своего пребывания. Дальше все было как обычно — похоронив жену и справив сороковины, муж написал жалобы в департамент и в прокуратуру. В последнее время департамент начал реагировать на подобные случаи довольно резко, должно быть, устали от дураков и пофигистов. За компанию с участковым врачом турнули не только заведующую отделением, но и главного врача. Только заместителю главного врача по лечебной части, одновременно (и героически) исполнявшему обязанности заместителя по клинико-экспертной работе, удалось усидеть на своем месте. И то скорее всего только из-за того, что не годится оставлять поликлинику совсем без руководства. Лучше не будет.

Пока Данилов занимался больными, то есть «доводил до ума» новенького и делал ночной обход отделения (мастерство ночного обхода заключается в том, чтобы оценить состояние пациента, не разбудив его), Половникова сидела в ординаторской и слушала музыку на своем мобильнике. Иногда начинала подпевать.

По отрывку из «Смитс» Данилов сделал вывод о том, что Половниковой не чужд «антикварный» классический рок. Что ж — неплохой вкус у человека, не попсовый. Сам Данилов «Смитс» мог послушать под настроение, а мог и не слушать годами. «Оэйзис» нравился ему куда больше. Под «I Hope I Think I Know» (Я надеюсь, я думаю, я знаю) сразу же вспоминались беззаботные студенческие годы.

Данилов сделал записи в историях, отдал медсестре несколько распоряжений, касающихся «героического майора», еще раз предупредил того, что ни в коем случае не надо пытаться вставать, тем паче — отсоединяться от монитора, каким бы «хорошим» ни казалось самочувствие.

— Все только с нашего ведома и с нашей помощью, договорились?

— А если по маленькому захочется? — спросил пациент, то ли забывший о том, что Данилов собственноручно поставил ему катетер в мочевой пузырь, то ли не понявший, что с ним делал доктор.

— Не захочется, Анатолий Евгеньевич, — успокоил его Данилов. — У вас катетер в мочевом пузыре. Ну, а если захочется по большому…

— Какое там! — скривился Анатолий Евгеньевич. — Я пять дней ничего не ел, не до того было. Только чай с медом пил, вот и все питание…

Придя в ординаторскую, Данилов приподнял чайник, оценивая, насколько он полон, и спросил у Половниковой:

— Будешь что-то пить на сон грядущий?

Намек звучал ясно — сразу пойдешь спать в кабинет начальника отделения или чаю выпьешь?

Спать сном праведных в реанимации не полагалось, да и не получилось бы, а вот подремать часок-другой на диване, не разоблачаясь и внимательно прислушиваясь к звукам, доносящимся из отделения, вполне было можно. Подобный отдых конечно же не восстанавливал все силы, но помогал дотянуть до конца дежурства человеком, а не живым трупом, действующим на автопилоте.