Стефани Леманн - Искусство Раздевания

Я вышла в гостиную. По телевизору показывали фанатов, визжащих на площади Таймс.

— Я кое-что нашла, — присела я рядом с ней. — Рисунок, который хранила твоя мама.

На экране хлопали и подбадривали Джи-Ло.

— Хочешь посмотреть? Он очень милый.

Девочка нахмурилась. Может быть, я делала что-то не так?

— Я положу его на твой письменный стол, ладно? Оставишь его себе.

— Лучше уйди отсюда.

— Что?

— Ты не должна рыться в вещах моей мамы. — Для нее стоило огромных усилий говорить со мной. Казалось, ее личико распадется на две части. Хорошо, что она вообще говорила хоть что-то. Я помнила, как Коко призналась мне однажды, что прочитала мой дневник. Как она сидела на краешке моей кровати и извинялась. А я просто отвернулась, уставившись в пустоту. Не сказала ни слова и чуть не лопнула от злости.

— Меня попросил об этом твой отец, — напомнила я и поморщилась от своих слов. Словно он не был и моим отцом тоже.

— Она — не твоя мама.

Я подавила в себе желание встать и молча уйти из квартиры. Или напомнить о том, что даже если Ли не была моей матерью, я тоже горько переживала ее смерть. Но не было смысла говорить ей об этом. Моя потеря несравнима с ее, и моя мама жива. Я не могла даже представить себе, что потеряю Коко, что она может умереть. В ней было столько жизненной силы. Мне тоже было плохо, когда умерла моя бабушка. Я тогда уже заканчивала школу. Но мамы не должны умирать.

Я вернулась в спальню, положила рисунок в шкатулку с украшениями Ли и взялась за следующий шкаф.

Был субботний вечер, и я приготовила баранью ногу для Коко, Айена и, черт возьми, Джека, который тоже собирался прийти. Блюдо было вкусным и довольно простым в приготовлении: натереть баранью ногу чесноком, солью и перцем, обмазать горчицей и запечь.

Айен рассуждал о последнем диске «Стро-укс», когда я поставила блюдо на середину стола. Джек наблюдал за мной. Когда я вернулась с салатом, он спросил:

— Коко уже сказала тебе?

Коко отщипнула кусочек барашка, необычно тихая, с виноватой улыбкой. Я села на свое место.

— Сказала мне что?

— Я собираюсь оплатить для нее кое-какие косметические процедуры. В качестве подарка на день рождения.

— Наша квартира! — выпалила я, прекрасно понимая, что он имеет ввиду. — Косметический ремонт — отличная идея. Ванная выглядит просто отвратительно. Старая побелка вся растрескалась.

— Я говорю не о ванной.

— И я так не думаю, — сказал Айен, отрезая кусок мяса на общем блюде и перекладывая его в свою тарелку.

— Так ты имел в виду кухню! Не могу передать, как давно мне хочется новый холодильник… А можно, я сама выберу новые обои?

— Косметическая подтяжка ее лица!

— Что?

— Я знала, что ты не одобришь, — усмехнулась Коко, — но я и так нервничаю, так что не усугубляй…

— Мамочка, не делай этого, пожалуйста!

Айен полил маслом зеленый салат.

— Джинджер, перестань, все сегодня делают это.

— Да мне плевать, кто и что делает! Мамочка отлично выглядит, ей не нужно уродовать лицо, чтобы выглядеть лучше.

Боже, она совсем не старая. Я предполагала, что когда-нибудь этот вопрос встанет на повестку дня, но чтобы так скоро!

— Она не уродует свое лицо, — сказал Айен, добавляя уксус. — В природе нет ничего совершенного. Человек вправе это исправить. Посмотри с другой стороны. Это то же, что превратить себя в произведение искусства или вырезать скульптуру из куска дерева.

— О чем ты, черт возьми?

— В некоторых племенах подтяжку делают всем. Это часть их культуры. В какой-то степени это и часть нашей культуры.

— Тогда культура глупа. Люди умирают, ложась под нож. Анестезия опасна.

— Менее опасна, — проговорил Джек, — чем переходить Бродвей, если хочешь знать мое мнение.

— Ну, давайте не будем спорить, — сказала Коко. — Я хочу сделать это, вот и все. Кстати, баранина — отличная, дорогая. У тебя снова здорово получилось.

— Почему вы не можете любить ее такой, какая она есть? — спросила я, в упор глядя на Джека. — Она не кукла, а живой человек.

— Это моя идея, а не его. Он благородно согласился заплатить за это, так что помолчи, пожалуйста.

Я уставилась на кусок мяса в своей тарелке. Когда Коко поставили имплантанты, я была слишком маленькой, чтобы понять это, и все время говорила, что ее грудь надули, как воздушные шарики. Я помню, как просила ее:

— Не улетай!

Когда я подросла, это показалось мне отвратительным. И я сказала ей:

— Как ты могла? Это же безобразно! Вызывающе. Где твое достоинство?