Фред Бодсворт - Чужак с острова Барра

Час просидела Кэнайна у Джоан. Уходя, взяла несколько журналов и три книги из тех, что Берт Рамзей выписал зимой по почте. Потом в нерешительности, терзаемая невысказанным вопросом, направилась к двери. И поняла, что не сможет уйти, не задав его.

— Вы ничего не получали зимой от Рори Макдональда?

— Получили письмо с благодарностью через несколько недель после того, как он уехал в сентябре, - сказала Джоан Рамзей, - да открытку на рождество. Он ничего не писал о тебе.

— Спасибо за угощение и за книжки, — быстро сказала Кэнайна, быстро прошла по деревянному настилу до калитки и удалилась.

Поначалу Кэнайна не обращала внимания на самолеты, которые прилетали в Кэйп-Кри один-два раза в неделю, но теперь всякий раз с нетерпением бежала со всеми вниз к речному берегу, едва заслышав далекий рокот приближающейся машины. Как и все, она молча стояла, глядя, как самолет выруливает с середины реки к берегу. И когда отворялась дверь и пассажиры один за другим, спустившись на поплавок, спрыгивали на берег, она следила, едва дыша от напряжения. Когда выходили все, она поворачивалась и медленно шла к поселку, вновь и вновь думая о том, что учебный год в университете завершился и что он скоро должен приехать, если вообще вернется, в то же время другой, более рациональной частью своего существа зная, что не вернется никогда, как бы долго она ни ждала.

С тех пор как она стала вглядываться в самолеты, Кэнайна стала обращать больше внимания и на свою внешность. Платья ее неизменно были чисто выстираны, волосы аккуратно причесаны и повязаны лентой. Она начала выходить без черной шали.

Всю зиму и весну они неплохо ладили с отцом, но сейчас под влиянием праздности вновь всплыли прежние трения. Он сетовал на то, что она изводит чересчур много мыла, расходуя на него вместо еды свой кредит в лавке.

Кэнайна и не пыталась отговориться.

— И почему ты больше не носишь шаль? - спрашивал он. - Женщины мускек-оваков всегда ходят с покрытой головой. О тебе уже толкуют.

— В ней жарко. Она мне не нужна, да и не нравится, - отвечала Кэнайна. — И мне все равно, что они там толкуют.

Неприятности с отцом лишь подчеркнули трудности, возникшие после смерти матери. Она знала, чего от нее ждут - она должна выйти замуж и привести в вигвам Биверскинов нового охотника, который будет кормить их с отцом, когда тот настолько состарится, что сможет выполнять лишь "бабью работу": ставить силки на кроликов да ловить рыбу. В охотничьем укладе мускек-оваков не было места для старых дев. Но мысль о том, чтобы выйти замуж за одного из здешних молодых индейцев, наполняла ее отвращением и ужасом. Порой, содрогаясь при мысли об этом, она поглядывала на большой белый дом Рамзеев, подумывая о том, не вернуться ли ей туда на работу, как того хотелось — она эта знала — Джоан Рамзей.

Вскоре начинается летний лов осетров в заливе, отцу нужны деньги, чтобы расплатиться с долгами в лавке, и он, конечно, захочет поехать. К тому времени Кэнайнс придется принять решение.

А пока самолеты, гудя, прибывали в Кэйп-Кри и отбывали оттуда, и Кэнайна постоянно приходила их встречать.

Когда однажды Кэнайна отправилась к Рамзеям отнести взятые у них журналы и книги, она застала там Берта Рамзея и от него узнала, что на Кишамускеке побывал индеец, который обследовал для Рамзея хатки бобров.

Каноэ все еще оставалось на озере. Ей давно хотелось посмотреть там ман-тай-о, но сама бы она не смогла дотащить на себе каноэ в такую даль. Теперь она горячо ухватилась за эту возможность.

— Можно мне его взять? Я хочу поискать гусей Рори Макдональда. И мне еще будет нужно второе каноэ с подвесным мотором, чтобы подняться вверх по Киставани.

Берт Рамзей утвердительно кивнул.

— В любое время, — сказал он — Хочешь, Джок поедет и поможет тебе?

— Нет. Я сама умею управляться с подвесным мотором. - Потом, поколебавшись, добавила: — Я хочу поехать одна.

Кэнайна чувствовала себя словно пилигрим, вновь возвратившийся к святыне. Воспоминания, одновременно мучительные и радостные, теснясь, нахлынули на нее. Вон там, впереди, поляна на берегу Киставани, где разбивали лагерь добытчики гусей, там она подвернула ногу, наступив на камень, и он поднял ее и понес, и тогда это случилось впервые. Она вырубила мотор, вытащила каноэ на берег и пустилась по пешей тропе. Каждые несколько шагов будили воспоминания — вот бревно, где он отдыхал, сбросив каноэ с плеч, вот низко нависшие ветки, которые она подняла, чтобы пропустить его с каноэ, птичьи песни, выученные от него, а потом снова позабытые. И наконец, Кишамускек, пляж на берегу, их пляж.