Фред Бодсворт - Чужак с острова Барра

Медленно, с величайшим трудом она оделась и вышла на кухню, где Сэмми развел в печке огонь. В изнеможении упала она на стул у кухонного стола.

— Ты больна, — сказал Сэмми.

— Да, простудилась.

— Снова ходила вечером в бухту, в самый-то ливень, за гусями шпионила.

— Да. Я видела того гуся. Я совершенно ясно видела желтую ленту у него на шее.

— Говорил я тебе, говорил, чтоб ты не смела шпионить за гусями! Ливень да теперь вот хворь — это все гуси мстят.

Мэри чувствовала себя слишком слабой, и у нее болело горло, чтобы пререкаться с Большим Сэмми. Она выпила чашку чаю, но есть была не в силах.

- Я напишу Рори несколько строк, а потом снова лягу, — сказала она Сэмми.

Сэмми ушел из дому сразу же после завтрака, не сказав куда. Она написала короткое письмо Рори, в котором говорилось, что она видела его гуся, и добавила, что ее застиг там ливень и она промокла до нитки. Письмо завершалось следующими словами: "Я простудилась и неважно себя чувствую. Придется отложить все подробности о нем до следующего письма. А теперь я отправляюсь прямо в постель".

Что касается письма Джону Уатту, то она напишет ему, когда поправится. Она написала на конверте "Авиапочта" и положила письмо в почтовый ящик на улице, приложив деньги на оплату почтовых расходов. Потом, вялая и разбитая, с идущей кругом головой, разделась и легла в постель. За обоями лихорадочно что-то грызли крысы. Веревки, замещавшие в ее постели пружинную сетку, жестко врезались в больную, отекшую спину.

Для Рори то была печальная, тревожная осень В сентябре он вернулся в Торонто, удрученный решением, которое пришлось принять. И П. Л. ничего не сделал, чтобы как-то облегчить его положение.

- Прекрасно, что вы снова здесь, - сказал профессор при первой встрече. И тотчас же начал бередить еще свежую рану: - А я было подумывал, уж вернетесь ли вы. Одно время даже побаивался, не останетесь ли вы навсегда в вигваме, до конца своих дней.

Рори знал, что П. Л. хочет выудить из него кое-что. Но сам он мечтал только об одном — забыть насовсем.

— Я тоже рад, что снова здесь, — сказал Рори,понимая, что говорит чистейшую ложь. Они сидели в комнате Рори. Он продолжал разбирать вещи, а П.Л. задумчиво посасывал трубку.

— К чему столько таинственности! — наконец воскликнул П. Л. — Как вы там порешили?

— Все кончено. Мы оба решили, что все остальное невозможно Собираюсь вот сообщить в управление, чтоб на будущее лето на меня не рассчитывали.

— Я знал, что она достаточно умна, чтобы сообразить все это. — П. Л. выпустил густой клуб дыма и скосил на Рори глаза. — Но я до последнего момента несколько сомневался в вас.

Рори не хотелось говорить об этом. Разговор пробуждал слишком живые воспоминания, он вспомнил берег Кишамускека, вспомнил ямочки на щеках, ее волосы и как натягивался свитер, когда она поднимала руки, чтобы распустить узел шали под подбородком.

— Ну а что у вас? Как ваши птицы? — спросил Рори.

П. Л. ухватился за эту тему почти с такой же горячностью, с какой Рори пытался избежать иной. Профессор торопливо заговорил:

— Я дал телеграмму коменданту здания, как только прилетел из Кэйп-Кри в Мусони. Комендант согласился отложить дезинфекцию до моего приезда. Мы встретились сразу же по приезде, и он дал мне неделю на то, чтобы убрать отсюда птиц. Я сказал, что это совершенно невозможно - здесь все мое оборудование, калориметр, регулятор освещения с часовым механизмом. Я объяснит ему, что мои опыты имеют важнейшее значение - это одно из крупнейших исследований подобного рода па всем континенте! Но на него это не произвело ни малейшего впечатления - он по-прежнему требовал убрать моих птиц. И потом я сообразил, где тут зарыта собака... Новый главный вахтер... Он страдает манией величия... Ему необходим личный кабинет,чтобы держать там швабры и веники, как я полагаю... Прошлым летом он занял каморку как раз над моими птицами и жаловался без конца, что от птичьего крика можно спятить! Кретин проклятый! Может, сбрендил еще до того, как начал работать.

— Ну, одним словом, — продолжал П. Л., — когда я понял, в чем тут дело, я решил: по таким пустякам нечего соваться к начальству, я сам могу о себе позаботиться. Велел им катиться к дьяволу и купил самый здоровенный висячий замок, какой только смог найти, с футбольный мяч, выложил за него четырнадцать долларов. И однажды в воскресенье, когда в здании не было ни души, позвал плотника, и мы привинтили к дверям засов, такой, что его грузовиком не свернешь. Теперь им сюда не попасть, даже если позовут взломщика. С тех пор не слышал ни звука ни от коменданта, ни от вахтеров.