Стивен Фрай: Неполная и окончательная история классической музыки

Ну вечная же история. Они поставляют нам не только отличную еду, отличное вино и отличных любовников — нет, кое-кто полагает, что они и к музыке тоже первыми подобрались. Как бы вам это объяснить попонятнее? Ну ладно, может, вы на минутку составите мне компанию и попытаетесь вообразить, что находитесь сейчас в пещере. Это неподалеку от Перигё, километрах в тридцати к северу от реки Дордонь, от того места, где она прощается с Бержераком. Превосходная часть Франции, может быть, нам стоит, когда мы со всем этим покончим, съездить туда, попробовать тамошние вина. Именно здесь, в деревушке под названием Арьеж, в мадленской пещере «Три брата» вы сможете увидеть совершенно офигенную фреску, на которой изображен получеловек, полубизон. (Вот слова, которых я не слышал со дня моего первого выхода в свет.) В руке он держит явственное подобие лука — и немалое число ученых, совершенно справедливо считающих, что они намного умнее меня, утверждают, рискуя навлечь на свои академические головы гневную критику: это почти наверняка смычок или, быть может, лук двойного назначения — наполовину музыкальный инструмент, наполовину смертоносное охотничье оружие. Могу назвать вам имена множества оркестрантов, которые с наслаждением держали бы в своих футлярах что-нибудь в этом роде.

Если этот получеловек, полубизон и вправду таскал с собой смычок, тогда он, надо полагать, как-то крепил его к своей охотничьей маске — поближе к носу, — а нанося этой штукой удар, держал ее обеими руками. Нечто похожее нередко проделывается и поныне в туалетах, облюбованных уличными девками, но, правда, для музыковедов оно представляет интерес куда как меньший. Хорошо, если все сказанное кажется вам хотя бы сносно приемлемым, вы должны усвоить, что речь у нас идет о временах, отстоящих по меньшей мере на восемь с половиной тысяч лет от мгновения, когда первая из египетских кошек оторвала мордочку от миски с едой, скосилась на своего хозяина и сказала себе: «Сдается мне, у этого хмыря что-то неладное на уме».

Так вот. 13 500лет до Р.Х. - перед вами своего рода эскизное свидетельство того, что какую-то музыку кто-то уже играет. А уж после этого, даже при том, что вы можете напороться там или сям на «флейту мамонтовой кости», вам все равно придется перетерпеть еще девять с чем-то тысяч лет — или две с половиной оперы Вагнера, — чтобы получить хоть сколько-нибудь основательное свидетельство несомненного существования музыки. Если вас попросят набросать музыкальную карту, ну, скажем, года 4000-го до Р.Х., большого числа цветных мелков вам не понадобится. Просто возьмите один для египтян, другой для шумеров или жителей Вавилона и третий для греков. А если останется еще парочка для Китая и Индии — тогда все хорошо и замечательно. Давайте, однако ж, начнем с первых трех, с ними одними возни не оберешься.

По моим предположениям, любовь египтян к кошкам объясняется на самом-то деле тем, что египтяне искали, где только могли, жилы, которые можно было натянуть на их арфы. Ныне, где-то около 4000–3000лет до Р.Х., египтяне, судя по всему, застолбили совсем новый участок, закрепив за собой основательные права на звание первой культуры, которая использует не только арфы, но и флейты. Если их арфы обладали хоть каким-нибудь сходством с теми, на которых примерно в то же время играли шумеры, тогда они должны были иметь эллиптическую форму, три струны и довольно нарядный резонатор, вырезавшийся обычно в форме чего-то такого, что почиталось в ту пору немаловажным. К примеру, в Месопотамии нередко можно было увидеть добродушного местного арфиста-шумера, который сидел, увлеченно перебирая свои три струны, а на лоне его покоился роскошный, резной сидящий бык.

То было время, когда в Гизе подрастал Большой сфинкс, когда металлические монеты окончательно сместили ячмень с должности валюты, когда музыканты сражались за лучшие в городе ангажементы — за возможность играть на религиозных церемониях, справляемых в честь главных богов того или этого дня: богини-матери Инанны, ее отпрыска Думузи. Разумеется, меня это всегда наводило на мысль, что уже в ту пору широко использовались музыкальные группы на подхвате, — отчасти потому, что музыканты и в лучшие-то времена были шатией несколько малахольной, отчасти же потому, что шумеры и египтяне пользовались разными календарями. Египет к этой поре уже перешел на календарь, в году которого содержалось 365 дней, между тем как в городах Месопотамии все еще оставались в ходу добрые старомодные «двенадцать месяцев по тридцати дням в каждом», что давало 360. Путаница получалась кошмарная, и если вы умудрялись родиться в неправильные пять дней, то никаких подарков на день рождения вам ожидать не приходилось.