Стивен Фрай - Неполная и окончательная история классической музыки

Книга эта предназначена для тех, кто любит слушать великую классическую музыку. Книга, о чем я не раз еще напомню вам на нашем пути, неполная. В ней не говорится о многом из того, о чем следовало сказать, чтобы заслужить титул «Полная и окончательная история классической музыки Стивена Фрая». В результате мы решили отказаться от этой кликухи и с присущим нам остроумием выдумали другую, которая, с одной стороны, намекает на первую и подразумевает ее, а с другой — решительно и напрочь ее отрицает. Блестяще. То был припадок гениальности, уверен, что вы со мной согласитесь. Книга наполнена также разного рода оценками — одни мои, другие не очень. Она переполнена сопоставлениями, полетами фантазии, приключениями музыкальной мысли и, по правде сказать, совершеннейшей чепухой. Собственно, там, где я имею нахальство прибегать к выдумкам, я позволяю себе вставлять значок ☺ ( весёлый смайлик — прим. верст. ), чтобы вы окончательно не запутались. Кроме того, опять-таки чтобы не слишком сбивать вас с толку, я поместил кое-какие мелочи — пояснения, реплики в сторону, все, что угодно, — в сноски, так что смешливый читатель может их пропускать. В итоге книга получилась очень личная, доносящая до читателя если не что-либо еще, то хотя бы часть воодушевления, с которым автор относится к ее теме. Ну и время от времени я быстрым взглядом окидываю в ней преходящие обстоятельства времени — просто чтобы понять, какие дела совершались вокруг великих композиторов, пока они, как бы это сказать, композировали. Музыка по существу своему абстрактна и не нуждается в привнесении каких-либо знаний, музыкальных или исторических, но ведь интересно же видеть, что за свершения формировали мир, в котором жили композиторы. Все, происходившее в истории, искусстве, философии и науке, оказывало на композиторов огромное влияние, и оттого по ходу книги упоминаются современные им события, одни пустяковые, другие сейсмические.

Спешу добавить, что за живое меня берут не одни только Моцарт с Вагнером. На самом деле, пока мы, готовясь к этой книге, отсиживали бесконечные, как нам представлялось, концерты и слушали записи произведений Великих Композиторов, я нередко забывал о музыке, принимаясь гадать, кем именно из них мне хотелось бы быть.

Если не считать двух моих главных любимцев, очевиднейший выбор — Бетховен. Он, может быть, ничего и не слышал — под конец жизни, то есть, — однако в способности чувствовать ему не было равных. Что привлекает меня в Бетховене, так это все та же «обыденная возвышенность». Если сможете, вообразите на миг его комнату в «Шварцшпаниерхаузе». За спиной у него виднеется старенькое фортепиано работы Графа, совершенно… ну, в общем, раздолбанное стараниями Бетховена — он колотил по клавишам с такой силой, чтобы можно было расслышать звук. Стол пообок от композитора завален бог знает чем — рядом со слуховой трубкой громоздится кипа тетрадей, исчерканных-перечерканных кривыми фразами, посредством которых гостям Бетховена приходится вести с ним беседы. Видны здесь и внушающие немалую грусть объедки, треснувшие кофейные чашки, капли свечного воска — в общем, все это похоже скорее на спальню студента, чем на жилище человека, чья гениальная музыка сделает его имя бессмертным. Все здесь обыденно, даже убого. И возвышенно.

Бритт, сидящий во мне, случается, словно бы видит меня также и Элгаром. Ну, это птица совсем иного пошиба. Э-э, виноват, обмолвился, — полета. Помню, я видел фотографию Элгара с женой, Алисой, у их летнего дома Бричвуд-Лодж, близ Малверна. Элгар стоит чуть справа от парадной двери, руки сложены на груди в манере «раздражительного папаши», голову украшает фуражка. Алиса, похоже, смотрит, чуть наклонив голову набок, в сторону калитки и не видит ее. Почему-то этот снимок наполняет меня уверенностью, что мне понравилась бы их жизнь. Да и мысль об отце, владеющем местным музыкальным магазином, тоже не лишена приятности. Я уж и не припомню, когда именно музыкальный магазин сменил кондитерский в первой строке моего списка «Десять мистически фантастических мест, в которых я хотел бы работать, когда вырасту». Ну и то, как Элгар написал вариации «Загадка», зашифровав в них не только своих друзей, но скрыв и само происхождение главной темы, отвечает моей склонности к игре. Да, Элгар. Я мог бы быть им.