Юрий Герт: Северное сияние (сборник)

Александру Наумовичу это показалось обидным и несправедливым — возможно, под влиянием выпитого вина, но, возможно, вино было тут ни при чем.

— Отчего же — не наши... ־־ возразил он. — Это как раз наши проблемы... Я об этом и книгу написал — “Все люди — братья”.

— “Все люди...” — кто?.. — переспросил Фил.

— “... братья”, — подсказал Александр Наумович. — “Все люди — братья”, — повторил он. И принес, положил перед Филом голубую папку, распустив предварительно завязочки.

— “... и сестры”, — сказала Нэнси, перегнувшись через стол и заглядывая в раскрытую папку. — Надо назвать: “Все люди ־־־־ братья и сестры”, ведь в Америке феминизация, так чтоб не говорили, что нас, женщин, дискриминируют...

— Никто ничего не станет говорить, потому что у книги нет издателя, — пробормотал Александр Наумович, не вступая в спор. И вздохнул.

— Нет издателя, дорогой мой, это еще полбеды, — полистав рукопись, произнес Фил. — У нее не было бы читателя... Кто и зачем стал бы это читать?.. — Он захлопнул папку и вложил в руки Александру Наумовичу.

Александр Наумович попытался ее завязать, но пальцы его дрожали, ленточки соскальзывали, не желая затягиваться в узелок.

— Разве не ясно, что происходит... Что творится в мире...

— твердил он, ни к кому не обращаясь, и хотя разница между братьями была всего в три года, сейчас могло показаться, что разница между мгновенно осунувшимся, постаревшим Александром Наумовичем и вальяжно рассевшимся за столом Филом по крайней мере лет десять.

־־־ Все так, — сказал Фил, — согласен... Однако что до всего этого мне, тебе?.. У американцев есть мудрая пословица: “Делай только то, что в твоих силах, остальное предоставь господу богу...”

— В таком случае на его долю придется слишком многое, — сказал Александр Наумович, затянув наконец тесемки.

24

Он улетел из Нью-Йорка на следующий день, так и не повидав ни Metropolitan museum, ни статуи Свободы, не поднявшись на Эмпайр-билдинг и, как ни странно, не жалея об этом. Он был сыт Нью-Йорком по горло. И когда знакомые впоследствии просили его рассказать о своих впечатлениях от “столицы мира”, ему вспоминался котик Фред — и он предпочитал отмалчиваться. Кстати, утром в день отъезда он успел сходить в магазин, расположенный неподалеку, и купить там для кота ошейничек взамен прежнего, разрезанного при поступлении в Animal clinic. Александр Наумович сам надел на Фреда этот ошейничек —* чрезвычайно элегантного вида, эластичный, с изящной застежкой — и они расстались друзьями, Фред благосклонно разрешил пожать ему на прощанье лапку, в Америке это называется — shake hands.

Последней ночью в Нью-Йорке Александру Наумовичу не спалось. Он вернулся мыслями к своей книге. Он и сам теперь начал кое в чем сомневаться. “Все люди — братья”... Все ли?.. Возможно, не стоит быть таким категоричным?..

Зато в самолете он, как всегда, заснул и проспал весь полет — около двух часов. И снилось ему, что все его друзья — и Регина, и Арон Львович, и Игорь Белоцерковский — все звонят и наперебой предлагают себя в спонсоры для издания его книги... Ему, разумеется, было это приятно, хотя удивляло : ведь он никого ни о чем подобном не просил... Сон был длинный, Александр Наумович проспал до самого Кливленда и ему не хотелось просыпаться.