Людмила Петрушевская - Номер Один, или В садах других возможнос­тей

— Нет, мне важно сказать. Как это так, я доставал эти проклятые а… тридцать тысяч, настоящие, отличного качества… И что же ваши люди мне тут напортачили? Я же ясно сообщил, седьмой троллейбус и время, и куда едет. Номер поезда. Он вез тридцать тысяч.

Так.

— Слушай, мне некогда.

— И что как некогда? Я же верну!

— Ты… Дело о другом. Вахе не говори что я тебе скажу. Нам известно, что ты занимаешься крадеными машинами. Перебиваете там номера. В гараже института, в подвале. Сбываете в Осетию. Якобы ты сдаешь в аренду под мастерские, на саа… на самом деле это твои люди. И ты никому не откатываешь. Кроме ментуры. И ты хочешь «мерс».

— Кто, что, не понимаю. Не понимаю!!!

— (Зачастил). Слушай, у меня сейчас в ру… в руках Мерседес шестисотый, пробег ми-минимальный, этого года, он стоит сам знаешь сколько, пробега нет почти, без криминала, все нор… нормально. У людей проблемы, срочно ну… нужны деньги. Про-просят двадцать пять, но не пакистанскими, понял? Если будет паа-пакистанскими, мы твои адреса знаем. И на улице Цандера, и на Ска-скатертном. Ты Вахе должен и если-если будешь мне должен, до… дочку свою не увидишь.

— Да зачем мне оно надо, спасибо. Ничего опять-таки не понимаю, какая машина, какие гаражи, — как в бреду зашептал Панька. — Так что вот что, Григорий Иванович, — бодро и громко продолжал он. — Не получится у нас с вами пока ничего. Привет семье. Супруга передает супруге тоже.

— Значит так, если ты хочешь эту машину, цвет серебристый лед, новая, с документами, то го… гони к институту с деньгами. А нет… То сам зна-знаешь что бывает.

— Сейчас это не представляется возможно, — путано отвечал Панька. — Але!

— Минуту. Я по другому телефону, — сказал Номер Один и слегка изменил интонацию, как бы отвернувшись. — Слушай, кацо, друг. Ты предлагал двадцать четыре, и я согласен. Тот клиент отпал у меня. Где. Записываю. Новоалексеевская… до упора в железную дорогу… и налево… шиномонтаж. Все, еду (и якобы в телефон Паньке) Ну все, лады. Все продано. Хорошая машинка.

— Я перезвоню, — сухо произнес Панька. В его горячую голову, однако, что-то запало.

Он действительно быстро перезвонил. Видимо, с улицы. С грохотом проехал какой-то транспорт.

— Але! Это вы? От Вахи?

— Это я. Что надо.

— Я… Я даю двадцать пять.

— Теперь это стоит двадцать шесть, закон джунглей.

Помолчал, но потом согласился.

— Через полчаса у ваших гаражей, но не во дворе, а со стороны проходной института. Ты понял, какая у нас информация? Де… деньги в пакете, каждая тысяча отдельно, ты понял, со стороны проходной, через… через по-полчаса, не во дворе.

— Через сорок минут, ладненько?

— Но никаких этих твоих спортсменов, шка… шкафов этих. Мы все знаем. Увижу кого-нибудь рядом, все. Мои люди всех вас достанут. Ваши адреса есть.

Тут он вдруг Панька, как больной, захихикал и произнес свою любимую фразочку:

— Как говорил Конфуций, тигр сначала бьет, а потом кричит.

Ни к селу ни к городу.

— Так это же тии… тигр, — ответил Номер Один и отключился.

Всегда Номер Один к делам директора относился со смехом, но не сейчас. Не сейчас.

Старые болячки засвербили. Вся история последних лет. Вел машину и кипел злобой.

Многие молчали, потому что люди в институте начали получать хоть какую-то зарплату и премии, как-то работа (в основном на сторону) шла, не то что при прежнем благородном старце Энгельхардте, который проводил время на международных симпозиумах и со своей высоты ничего не замечал, а самолеты ему и его секретарше оплачивала институтская бухгалтерия, в то время как сотрудники не получали ничего месяцами. Это кончилось плачевно, Энгельса с почетом ушли на запоздалую пенсию, дали ему какую-то международную премию (как шутили, «посмертно»), появился новый директор, Панька, про которого заранее говорили, что он похож на архиерея и столько же смыслит в науке, но хороший практик. Он действительно забирал себе все долларовые гранты, которые люди доставали под свои экспедиции, якобы деля эти доллары на все отделы. Не говоря уже и о мелком бизнесе и о разносторонних интересах, среди которых намечалась и педофилия. Он поговаривал: «Я мужчина и должен все испытать!» Он купил квартирку на Скатертном якобы для дочери, но использовал ее сам. Один уволившийся водитель как-то рассказал другим, что возил туда теплые мужские компании, которые останавливаются у одного «Макдональдса» на шоссе, где голодные дети на автостоянке ждут, кто бы их угостил. Мальчик там якобы стоял раскорякой, не мог ходить, смеялся водитель с презрением.