Людмила Петрушевская - Номер Один, или В садах других возможнос­тей

Сделали привал под дверью за номером тринадцать, посадили Друга у стены. Дядь Вань прокашлялся, посмотрел на «Ваею», который денег больше не высовывал, затем решился и позвонил. В квартире стояло молчание.

Дядь Вань стал, приплясывая, стучать и заглядывать в глазок:

— Тимофевна, отчиняй!

Тот же эффект.

Затем что-то за дверью стукнуло.

— А? Тимофевна! Ну вот он я, — не дождавшись другого сигнала, солидно пробасил дядь Вань. — Че? Говойи шибче, не с-ышу!

Помолчав, он сообщил, адресуясь в дверной пробой:

— Тут ми-иция, давай отчиняй! (Шутливо). Я понятой тут! (Пауза). Да не ипи дую!

Обернувшись, дядь Вань сообщил:

— Она завсегда епит дую.

— Че это она лепит дуру?

Тут дядя Ваня как бы споткнулся. В его корявом мозгу, видимо, промелькнули какие-то соображения о нереальности происходящего. Но тут мысль насчет денег и близкой выпивки все заслонила, и он снова возопил:

— Тимофевна! Тебя в ми-иции штъяфанут на хей! С автоматом пьидут! Я понятой! Отк-ывай!

В ответ на такие слова (милиция, понятой, автомат) загремели замки и щеколды, затем был снят тяжелый деревянный засов (Номер Один знал, что там есть такой брус), и дверь приоткрылась. Номер Один уже был наготове с телом. Дядь Вань даже с некоторой угодливостью принял на себя ноги Друга и проник в квартиру первым. Друг ехал вперед ногами, как полагается. Бедному убитому была оказана маленькая почесть…

В квартире стоял полный мрак. Дядь Вань брякнул ботинки на пол.

— Куда, куда, — закудахтала невидимая бабка.

Знакомый запах густо полез в ноздри. Отчаянная вонь вечной нищеты, беспорядка, пьяного разгула. Номер Один почувствовал себя прекрасно, это был его дом, его кров, его место, он приободрился, все шло путем. Лилась вода в кухне, бабка скрежетала как всегда.

— Это ваейин дъюг, — назидательно отвечал ей дядь Вань. — У него инфайкт. Есть кто дома?

Ответом был опять невнятный скрежет. Пока несли Друга в комнату, дядь Вань поддерживал разговор:

— Как это никого нету! Ты есть, Тимофевна, и все. А кого несем. Да у него я говою, инфайкт. (Скрежет). Да нет, я тебе кьян без денег починю. На хей бьять. Пйиду вот.

В голосе его слышалась некоторая запинка, которая у нечестных людей возникает при абсолютно явной и несусветной собственной лжи. По всему было видно, что это «пйиду» осуществится где-то не раньше чем через недельку, если вообще. Шутка ли, такие деньги на руках!

Вдруг из коридора прорезался старческий жестяной голос (вылитый крик Бабы-Яги из мультфильмов):

— Да на фик его инфаркт! Валеру убили, теперь это. В евоной комнате до сих пор стоит крови калужа застыла! Милиция была! А я сги-наться не могу! Санитары его унесли, простыню забрали! Все! Какие еще валерины дружки! Все, его нету! Да я не знаю кто его зарезал! (отвечала она якобы кому-то на лестнице). Я и не знаю кто с ним был! На фик! И не сказала никому! Вода течет! Мне за ним замывать надо, а я сгинаться не могу! Ооой, — заплакала она фальшивым баритоном, — кому я нужна, никто теперь и на хлеб не даст, Валера, Валера, внучек мой! Похороны надо, а как я Валентине скажу? Как Алисе скажу? Как Анджелке скажу? Мать и две его жены остались, кажная с ребятами, — кричала она дядь Ване, — одному год, другому девять месяцев братья. А мать его Валентина умрет ведь! Если ей сказать! У нас и так Витька в армии погиб! А кто хоронить их будет? У Анджелки с Алисой ничего, у меня ничего! Дружки не дадут! Меня уж никто не погребет! Ящик, Ящик его убил, запомните, всем говорю. Проклятый. Пусть он хоронит! Он бес!

Положили друга на кровать, где прямо на грязном матрасе валялось ватное одеяло красного цвета в сером пододеяльнике. На полу виднелось подернутое пленкой большое пятно крови.

Тусклые грязные окна. Бабушка стоит в коридоре, слепо таращась на происходящее в комнате. Тоже хороша подружка, обворовывала его сколько раз пьяного, а куда прячет, искали-искали с Алиской, не нашли. Стоп. Кто такая Алиска?

Обшарил (профессионально) все карманы Друга. Нашел расческу. Вытащил большой лилового цвета камень. Повертел в гибких, умелых пальцах. Камушек небесно засиял. «Как слеза заката предзимнего позднего лета порой»… С кем это было, когда?

Положил его во внутренний карман.

Дядь Вань заглядывал сбоку с большим уважением.

— Я пьиду чеез час или уаньше, — бодро, но лживо сказал дядь Вань, адресуясь к бабке. — Пообедаю вот. Къюч язводной возьму. Кьян починим. Токо бананы вон купий отнесу.

И он посмотрел на Номера Один призывным взором, как бы заклиная демона раскрыть мошну.