Вадим Чекунов - Пластиглаз

«Караван хочу», - улыбаясь во всё широкое лицо, подмигнул Рашид. «Ты, смотрю, парень с выдумкой. Иди к нам, чего ты в бакалее трешься...»

Рашид переговорил с заведующей Валентиной. Та, хоть и нехотя – пропал дармовой фасовщик – согласилась.

Уважаемый человек всё-таки просил.

Теперь моя жизнь наладилась.

Рашид учит меня искусству мясницкого дела.

«Смотри», - говорит он, срезая с бледно-желтой свиной туши расплывшееся пятно штампа. Выбрасывает кожу не в мусорный лоток, а в небольшой пакет у шкафчика. «Это второй сорт. Но в советской торговле всё должно быть только первого сорта. И людям нравится, и нам деньга лучше идёт».

Рашид укладывает тушу на плаху, берётся за топор и поводит плечами. Витя-Зверь лениво поднимается со стула, подходит к туше и придерживает её. Рашид взмахивает топором. При каждом ударе он громко «кхекает». Я заворожено наблюдаю. Топор входит глубоко в мясо, рубит кость и тут же взмывает вверх, чтобы снова обрушиться. В руках Рашида он кажется невесомым.

Минута-другая – и туша разделена на крупные куски. Они валяются на кафельном полу. Каждый из них Рашид придирчиво разглядывает. Укладывает на плаху выбранный. Взмах – «кхэк!» - и кусок располовинен. «Кхэк!» «Кхэк»!

Второй мясник, молчаливый Хафиз, водит тонким бруском по обвалочному ножу. Хафиз вечно хмурый, вечно заросший щетиной и совсем непьющий. По пятницам он не обедает с нами. Ходит в мечеть, что неподалёку, у «Олимпийского». Витя-Зверь и Рашид постоянно подсмеиваются над ним, но Хафиз и ухом не ведёт.

«Вот свинина же – грязное мясо» - лыбится Витя-Зверь. «Тебе ж не то, что есть, даже трогать нельзя её».

Хафиз невозмутимо нарезает корейку.

«Ты ж потом руками вот так будешь делать», - не унимается Витя, проводя толстыми пальцами перед своим лицом, на манер мусульманского жеста. «Как с Аллахом потом говорить будешь? Тот скажет – фу, свининой воняет!»

Витя ржёт над своей шуткой. Огромный живот его под черным халатом прыгает вверх-вниз.

«Дюрак ти», - качает головой Хафиз. «Дюрак и камсамолис. Тьфу, а ни чилавек. Савинья и то лушше».

«Понял, Витёк, - улыбается Рашид. – Не нажрал ты еще на свинью. Похож уже, но еще потрудиться надо!»

Витя-Зверь обижается и усаживается на стул. Складывает на животе руки и закрывает глаза, притворяясь спящим.

Рашид усмехается.

«Вот с такими чудиками и приходится работать» - говорит он мне. «Ты с них пример не бери. Хочешь стать настоящим мужиком - запомни такую вещь: мужик должен быть гладко выбрит, коротко подстрижен и слегка поддат. От так вот...»

Хафиз бормочет что-то по-татарски и выходит в зал.

Витя-Зверь всхрюкивает – он и впрямь уже задремал.

Рашид разворачивает ко мне лоток с нарезанными кусками. Мясо так себе, заветренное, синеватое.

«Всё зависит от того, как разложить, и главное – как показать».

Рашид берёт один из кусков и протягивает мне. Крутит кистью, показывая с разных сторон.

«Видишь – если ты так этот кусок показывать будешь, его ни одна дура не возьмёт. А вот так...» - ловко перехватывает он кусок и вновь крутит кистью.

Я поражаюсь – это совсем другое мясо. Свежее и сочное. С одной стороны Рашид заранее срезал заветрившуюся плёнку. Всю её срезать нельзя – слишком большие отходы.

«Так и всё в жизни, пацан. Умеешь сделать правильно – люди оценят. Нет – будешь, вон... Как Витя, стул пропёрдывать...»

И в самом деле – чуть накренившись. Витя-Зверь издаёт звук, похожий на тракторное тарахтенье. Глаза его по прежнему закрыты. Весь облик его напоминает одного из восточных божков, виденных мною в отцовской энциклопедии. Правда, скорее Витя - злая каррикатура на будду.

***

– Эскимос! – раздаётся голос из дверей молочного.

Эскимос – это я.

Такую кличку мне дали за сидение в холодильной камере. Не добровольное, конечно.

Недели две назад Валентина вручила мне длинный, сантиметров в сорок, нож и отвела в «холодильник». Там хорошо, прохладно после духоты бакалейной подсобки. Вдоль левой стены – пластмассовые ящики с варёной колбасой. Каждый батон перевязан в нескольких местах верёвкой.

«Смотри сюда», - Валентина показала на ящики. «Срезаешь веревку, батоны прекладываешь в другой ящик, вон пустой стоит, и складываешь у другой стены. Веревки – бросай сюда» - махнула она в сторону угла. «Работы на полчаса, я приду, открою тебя».

«Вы меня что, запереть тут хотите?» - оглядел я металлические стены, все в инее.

Валентина усмехнулась:

«Работой согреешься. Надень ватник, если хочешь, у кастелянши возьми. Конечно, закрою. Распи.. разворуют, в общем, если не закрыть».