Гарри Гордон - Пастух своих коров

Оказалось глубже, чем он предполагал. Яков Семенович поднял корзинку на уровень груди, намокали уже полы штормовки. Не успел он пожалеть о своем безрассудстве, как дно стало тверже и выше, и вот уже от ветерка захолодели колени. Выбравшись на берег, Яков Семенович разулся, вылил воду из кроссовок, выжал носки, снял штаны и улыбнулся. Все хорошо, главное — не суетиться. Минут через пятнадцать он отправился дальше, объясняя себе, что мокрые штаны — не так уж плохо в такую погоду.

На светлой поляне увидел Яков Семенович опрокинутую корзинку под сосной, а на сосне, на высоте около трех метров, скорчившегося на ветке Шурика. Кожа на его лбу была натянута до блеска, лицо от боли стало старое и семитское, как у птенца.

— Саня, что ты там делаешь?

Шурик заворочался.

— А, это ты, Семеныч. Язва, блин, прихватила. Мочи нет.

— А зачем же на дерево залез?

— Если б я мог провалиться сквозь землю, я бы провалился. Деваться некуда.

Шурик осторожно слез с дерева и поморщился.

— Обычно ношу с собой «Омэз», а тут, как назло, дома оставил. Кретин. Мобильник взял, а лекарство оставил.

Яков Семенович достал из нагрудного кармана сухарь, завернутый в чистую бумажку.

— Погрызи. Поможет.

— Думаешь? — Шурик неуверенно взял сухарь.

— Грызи, грызи. А чем ты, собственно, питаешься? В физическом смысле.

Шурик кисло улыбнулся.

— Колбасой. «Дошираком».

— До чего?

— Тебе не понять, Семеныч. Новое поколение выбирает «Пэпси». «Доширак» — это такой суп в коробочке. Разведи кипятком и ешь. Очень удобно.

— Вижу. Гадость какая…

Шурик вытер порозовевший лоб.

— Отпустило, кажется. Ну, что набрал?

Яков Семенович протянул корзинку.

— Красавец, — залюбовался Шурик. — На острове? Я смотрю, ты мокрый. Свалился где-то?

— Да нет, гулял. А у тебя?

— Ничего. Пять или шесть подберезовиков. Да и те завяли, — он перевернул корзинку и постучал кулаком по днищу. — Вон, даже прилип. Слышишь, Семеныч, а ты давно сетку ставил?

— Ой, давно. Лодки у меня пока нет.

— Давай сегодня поставим. У меня две сетки классные. Четверка, по тридцать метров. Финские. А ялик у Нашивкина возьмем. Я его даже, кажется, купил. Точно не помню.

— Интересно. Только четверка — говно, — закапризничал Яков Семенович. — Хотя бы четыре с половиной. — Глаза его загорелись и тут же погасли. — Да нет, Саня, не выйдет. Я на пароход.

— Что так?

Яков Семенович рассказал Шурику о своей заботе.

— Ты, что, совсем без денег?

— Было как раз две тысячи. Да я потратил.

— Как можно потратить в деревне две тысячи?

— Прогулял, — лаконично ответил Яков Семенович. — Пойдем, что ли?

— Погоди. Никуда ты не поедешь. Сейчас зайдем ко мне, я тебе денег дам. А вечером сети поставим. Мыслимо ли — сейчас в Москву.

Яков Семенович прислушался к себе. Нет, в душе возражений не было, было только облегчение и благодарность.

— Годится, — ответил он. — И в четверке подлещик хорошо застревает. И линь. А щуке — все равно. Если не порвала, то так закутается…

Шурик достал пачку «Парламента» и закурил.

— А кто у нас, Саня, «Мальборо» курит? — вспомнил Яков Семенович.

— А, это у тебя в корзинке. А я думаю, что это Семеныч закурил, уж не влюбился ли…

— Так кто все-таки?

Шурик задумался.

— Нет, не знаю. На острове нашел? Это, наверное, браконьеры с залива.

— Браконьеры — это те, кто сети ставит?

— Разумеется.

Смеясь, они вошли в деревню.

— У меня долгострой, — оправдывался Шурик. — Молдаване сбежали, надо кого-то искать.

— Ты не тяни. К осени покрыть надо — кровь из носу. А то погниет к свиньям собачьим. Столько затрачено, — Яков Семенович сокрушенно покачал головой.

— Да найду я мужиков, — сердито сказал Шурик. — Не тренди, Семеныч, опять живот заболит.

— Ладно. Как же ты в этой времянке? Да без печки.

— Я ведь наездами. Мне хватает. Так, бабоубежище.

— Кстати, кто будет часовню строить? Митяй не говорил?

— Не знаю, Семеныч, и знать не хочу. Я в ваши игры не играю. Дам бабки, как обещал, и все дела. Можете за меня свечку поставить, если хотите.

— Как же тебя угораздило старую избу раскатать? — приставал Яков Семенович. — Еще бы лет пять простояла. — где-то ж надо строить. Решил одним махом.

— А ты знаешь, что на порушенном месте нельзя дом возводить?

— Все это предрассудки, Семеныч.

— Предрассудки, Саня, да заблуждения — это и есть культура.

— И религия, — легкомысленно добавил Шурик.

— Религия, Саня, — это заблуждение Бога. И не нам судить.