Гарри Гордон - Пастух своих коров

— Господь с тобой, Жоржик, какая расписка…

— А теперь — десерт, — объявила младшая. — Чай, кофе, конфеты. Мам, может, по рюмашке?

— Вроде рановато. Ты как, Жоржик?

— Обязательно. Мне ведь сейчас к Ленским идти. А там — не приведи Господь.

— Есть у нас немного коньяка. Правда, «Московский».

— Годится. Лишь бы не грузинский.

— Как патриотично, — засмеялась младшая.

Солнце повернуло к закату, золотило сквозь тюль выскобленные стены. Пустая бутылка из-под коньяка по всем правилам поставлена на пол, отпотевала на столе початая бутылка водки, отбрасывала призрачную тень на блюдце с маслинами. Притихшие Маргаритки, склонясь головами, сидели на кушетке, реял над ними богатый обертонами голос Георгия:

На Остратовом острове в поисках земляничной поляны Яков Семенович натолкнулся на белый гриб. Он даже вздрогнул от неожиданности. Грибы в этих краях ждут к середине июня, но когда они появляются — первые, подберезовики на тонких ножках, — по деревне проносится легкий шорох: то ли выдох облегчения, то ли вдох предвкушения. Самые завзятые — тот же Ванечка — уходят в лес на рассвете, прочесывают березовые поляны, ковыряют палкой в бору прошлогоднюю хвою, оставляют метки у незнакомых грибниц. Набрав корзину, по деревне проходят с отрешенным видом, скромно прикрыв добычу листиками земляники или луговыми цветами.

Солнце пронизывало папоротник, светилось в хвоще, прочая трава была мелкая и яркая, будто выкрашенная специальной травяной краской.

Гриб стоял высокий, слегка выгнувшись, как молодой олень или как юный прапорщик в лосинах. Яков Семенович обошел его со всех сторон, огляделся, как кошка перед пожиранием пойманной мыши, и бережно, чтоб не повредить грибницу, выкрутил из земли. Ему даже послышалось потрескивание упругих корешков. Он опустился на колени и медленно пополз, аккуратно, как страницы, листая кустики травы. На десятой или одиннадцатой странице обнаружился еще один — маленький, величиной с просфорку. Его Яков Семенович оставил до послезавтра — пусть подрастет, если, конечно, не срежет Ванечка или не раздавит коровье копыто. Остратов остров — любимое место Кольки Терлецкого и его стада.

Появление грибов отвлекло Якова Семеновича от неприятной и почти не решаемой проблемы: братья Окуни из-за реки дали знать, что лодка будет готова через неделю, и намекнули, что держать они ее долго не будут, — подождут пару дней и толкнут за милую душу. Желающих — только скажи.

Дома, в Москве, лежат какие-никакие деньги, но бросить всё и уехать и вспомнить, что существуют забытые чужие люди, и редакции с взаимными неопределенными обязательствами, и, наконец, ненавистный, фальшиво раскрашенный телевизор, не говоря уже о душном метро и копоти в небе… А нырнуть, туда и обратно, не получится — Яков Семенович знал себя хорошо.

За черными липовыми стволами, за коричневыми еловыми мелькали солнечные пятна, чистые и простодушные, как детские голоса. Яков Семенович вышел в редкий березняк. Трава здесь была высокая и запутанная, только возле самых стволов оставались места для произрастания или, по крайней мере, поиска грибов. Белые больше не попадались, попалось несколько подберезовиков, но оказались они не по возрасту рыхлыми. Березняк сменился прохладным бором с треском дятлов и эхом кукушек, в бору было чисто, словно выметено и посыпано серой хвоей. Сосновые корни то и дело перебегали тропинку, далеко краснела пачка от «Мальборо». Яков Семенович выругался и положил ее в корзинку. «Узнать бы, чья, да оторвать что-нибудь», — с досадой подумал он, с досадой же осознавая, что не узнает и, тем более, не оторвет. «Какой сегодня день?» — праздно вспоминал Яков Семенович и похолодел: воскресенье сегодня, катер уйдет в четыре, и до пятницы — выбирайся как хочешь.

Он глянул на часы — половина первого. Еще ничего, он успевает. Нищему собраться — подпоясаться. Можно идти не торопясь, но и не отвлекаясь. До брода в заболоченном ручье, отделяющем остров от материка, придется делать крюк, а впрочем, можно и так, напрямик. Все равно переодеваться в городское. Яков Семенович зачем-то попробовал кроссовкой теплую воду и пошел по проливу, цепляясь за стебли кувшинок и лилий. Дно было неприятное, илистое, при каждом шаге слегка засасывало. Он для эксперимента приостановился и с трудом выдернул ногу. Шутить не надо.