Саша Канес: Мои мужчины

- Вон отсюда! — Я скрежетала зубами от омерзения и к нему, и еще больше к самой себе.

Мне не был нужен ни он сам, ни его хер, заляпанный сейчас моей кровью. Доигралась, закомплексованная дура!

И в этот момент дверь распахнулась, и на пороге появился проводник Вася. Тупо глянув на мои скомканные простыни и на Славика, лихорадочно пытавшегося застегнуть брюки, Василий все же продолжил протискиваться к столику, бормоча себе под нос:

- Что, е…ся, молодежь? Е…теся, е…теся… А я тута с вами в уголке посижу, покурю с вами тута…

Головная боль и тошнота сделались невыносимыми. Я свесилась вниз, и меня тут же вырвало прямо на пол. Но облегчения я не почувствовала. Сознание покинуло меня.

Несколько дней и ночей я провела в полузабытьи, ощущая сквозь проблески сознания дикую головную боль, причем казалось, что голову мою с силой сжимают железным обручем. Тошнота тоже никуда не делась. Меня неоднократно пытались напоить то водой, то чаем, но мой организм отторгал поступавшую в него жидкость. Окончательно я пришла в себя уже в палате, точнее, в тесном двухместном боксе в главном здании Центральной московской инфекционной больницы. Но тогда я сама не знала, где нахожусь. Из небытия меня опять-таки вырвала боль, только уже не в голове, она, слава богу, уже чуть-чуть успокоилась. Больно было в локтевом сгибе правой руки, куда пожилая полная медсестра с проклятиями заталкивала тупую иглу.

- Что же это за безобразие такое? — причитала дама в белом халате. — Это ж не иглы! Это же крючки какие-то! Как, скажите на милость, такой иглой в вену попадать?! Я здесь все изорвала, к чертовой бабушке!

- Вы не волнуйтесь, пожалуйста, — попыталась я ее успокоить. — Я потерплю.

- А ты, милая, уж лучше помолчала бы! — резко ответила она мне, будто не мою руку вовсе терзала варварским инструментом. — Тебя покамест не спрашивают.

Наконец вена была поймана, и моя кровь узкой темно-вишневой лентой устремилась по изогнутой пластиковой трубке.

Я вновь закрыла глаза, как мне показалось, на секунду, но, когда открыла их, передо мной сидела мама и внимательно смотрела на меня красными воспаленными глазами. В помещении мы были не одни. Скосив глаза, я увидела, что два санитара стаскивают с соседней кровати чье-то совсем маленькое тельце, прикрытое простыней. Я никогда не видела свою соседку по больничному боксу. Это могла быть школьница, или высохшая старушка, или миниатюрная женщина средних лет, но я четко поняла одно: охотившаяся за мной смерть ошиблась койкой и ушла с другой добычей.

Мама заметила, что глаза мои открыты, и на лице ее отразились надежда и волнение. Я вытащила из-под одеяла руку, помахала ею в воздухе, а потом положила ладонь на мамино колено. Мама тихонько заплакала.

- Мама, это часто так бывает? — с усилием разлепив губы, спросила я.

- Что так бывает, девочка моя? — Мама не поняла моего вопроса.

- Ну, когда… становишься женщиной, у многих это так проходит?

Мама всхлипнула:

- У тебя еще бред! О чем ты говоришь?! Ты в инфекционной больнице!

- Почему в инфекционной?

- Тебя, наверное, укусило какое-то насекомое и занесло инфекцию. Боялись, что это энцефалит. Но, слава богу, нет. Но все равно это опасное воспаление коры головного мозга. Врачи не понимают, кто тебя покусал и чем заразил. Но ты умница, выкарабкалась. Спасибо тебе, моя девочка! — Мама сжала в своих ладонях мою руку, а потом поцеловала ее.

Сознание мое уплыло, но на сей раз я просто уплыла в блаженный сон, без боли и тошноты.

Судя по всему, я начинала выздоравливать. Несколько дней я еще пробыла как в тумане, но все же сама ходила в туалет, держась за стены и спинку кровати. Приятный пожилой еврей в белом халате, видимо, мой лечащий врач, часто осматривал меня и беседовал с мамой. Постоянно звучало словосочетание «менингиальный синдром». Иногда ко мне в палату заходил насупленный очкастый заведующий отделением и, не обращая внимания на мое присутствие, втолковывал маме, что не следует рассчитывать, что в дальнейшем я смогу учиться столь же легко, как до болезни, и необходимо на ближайшее после выписки время обеспечить мне щадящий режим. Мамино лицо я видела все время заплаканным, но сама по мере утихания головной боли испытывала только покой.

Я находилась в дремотном забытьи, и меня часто посещали сны. Однажды мне приснился Леня, его спокойная и ласковая улыбка, его руки, теплые и нежные. Словно наяву мы гуляли с ним, взявшись за руки, по роскошному тропическому парку. Я прекрасно понимала, что это сон и мне никогда больше не увидеть Леню, равно как и не вырваться из навязчивых объятий своей горячо любимой родины. Я осознавала, что разноцветных тропических птиц, изумрудных игуан и наглых мартышек я могу увидеть только в кино или в зоопарке.