Питер Хёг - Фрекен Смилла и её чувство снега

— Пять секунд. Четыре, три, два, один, ноль.

Луч света туннелем прорезает ночь по направлению к корме. Контейнер лежит на воде в пяти метрах от ахтерштевня. Он подпрыгивает — по-видимому, на носовой волне. От одного его угла вдоль борта в направлении носа тянется синий трос. У фальшборта стоят Мария и Фернанда, Хансен и матросы. Чем-то, напоминающим очень длинный багор, они отталкивают контейнер от борта. Благодаря освещению мне видно, что по краям контейнера — две узкие белые надувные резиновые полосы.

— Верлен, отпускай.

Я передвигаюсь к крылу мостика. Свет идет от одного из тех прожекторов, которые закреплены на перилах. Им управляет Сонне. Он ведет луч света по воде. Контейнер освобожден от троса, находится уже метрах в сорока от кормы и начинает тонуть.

Раздается приглушенный хлопок. На поверхности воды раскрываются пять оболочек из стеклопластика, и над большим металлическим контейнером появляются пять серых самонадувающихся плавучих буев, словно пять огромных водяных лилий. Потом прожектор гаснет.

— Один метр, две тысячи литров.

Это голос женщины.

— Три тысячи, четыре тысячи. Два метра, пять тысяч литров. Два метра. Два с половиной. Два тридцать. Пять тысяч литров и два тридцать.

Я встаю рядом с подносом. На прежнее место. На приборе перед ней горит теперь несколько красных указателей.

— Я поднимаю. Четыре тысячи семьсот и два с половиной. Три, три двадцать, четыре, четыре с половиной, пять. Пять тысяч семьсот литров и пять метров. Крен нулевой. Температура минус полградуса.

Она поворачивает ручку, и в комнате разрастается такой звук, как будто они принесли сюда мой будильник.

— Пеленг десять — четыре.

Она выключает переговорное устройство. Мужчина, сидящий перед лагом, выпрямляется. Напряжение снято. Сонне заходит в помещение и закрывает дверь. Лукас встает рядом со мной.

— Вы можете идти спать.

Я делаю жест в сторону кофе. Он качает головой. Им даже не потребовалось его разлить по чашкам. Меня позвали только для того, чтобы пронести поднос шесть метров от кухонного лифта до мостика. Это лишено всякого смысла. Разве что он хотел, чтобы я увидела то, что я только что видела.

Я беру поднос. Женщина передо мной наклоняется вперед и ласково прикасается к мужчине. Она не смотрит на него. Ее рука на мгновение задерживается на его затылке. Потом она наматывает маленькую прядь его волос на пальцы и тянет. Они не замечают меня. Я жду, что он отреагирует на боль. Но он стоит совершенно спокойно, совершенно прямо.

Лицо Урса блестит от пота. Он пытается одновременно жестикулировать и балансировать большой десятилитровой кастрюлей.

— Feodora, die einzige mit sechzig Prozent Cacao. Und die Schlagsahne muss ein bisschen gefroren sein. Десять минут im [26] — «Феодора» — единственный напиток, в котором шестьдесят процентов какао. А взбитые сливки должны быть немного охлажденными. …в… (нем.) морозильник.

Здесь все одиннадцать человек. В воздухе не витает никаких вопросов. Как будто я единственная не поняла, что произошло. Или же как будто им и не нужно этого понимать.

Я втягиваю в себя обжигающий шоколад сквозь холодные взбитые сливки. В результате как будто мгновенно наступает опьянение, которое начинается в желудке и, горячо пульсируя, поднимается до самой макушки. Интересно, каким образом такой волшебник, как Урс, оказался на борту «Кроноса».

Верлен задумчиво смотрит на меня. Но я избегаю его взгляда.

Я ухожу предпоследней. В углу над чашкой черного кофе сидит Яккельсен.

Мария стоит в туалете перед зеркалом. Сначала я думаю, что у нее своего рода протезы, потом вижу, что это просто маленькие, полые алюминиевые колпачки. На кончике каждого пальца у нее по колпачку, и теперь она их осторожно снимает. Под ними у нее красные, длиной четыре сантиметра, идеальные ногти.

— Я содержу свою семью, — говорит она. — В Пхукете. На свое жалованье. Я приехала в Данию шлюхой. В Таиланде ты либо девственница, либо шлюха.

Ее датский еще более невразумителен, чем у Верлена, и менее разборчив.

— Я могла принять тридцать клиентов в день. Я бросила это дело.

Вытянув указательный палец, она касается моей щеки кончиком ногтя и, чуть нажав, задерживает его.

— Однажды я выцарапала глаза полицейскому.

Я стою не двигаясь, чувствуя ее ноготь. Она внимательно смотрит на меня. Потом опускает руку.

Я жду в своей каюте, приоткрыв дверь. Яккельсен проходит мимо минуту спустя. Его каюта немного дальше по коридору. Он запирает за собой дверь. Я босиком подхожу к его двери. Внутри он с чем-то возится. Чем-то тихо гремит, дергает наверх ручку. Загоняет под нее стул.