Кэтрин Райан Хайд - Любовь в настоящем времени

Всем нам в голову приходит одна и та же мысль. Жизнь — не кино.

— Вы бы сами хотели быть на моем месте, я знаю, — выдавливаю я.

— Какая разница, — возражает Мона. — Главное, операцию сделали.

Она говорит правду и вместе с тем лжет. Все мы это прекрасно сознаем.

— Если все закончится неудачно, вы бы хотели, чтобы он жил с вами, я знаю, — тихо говорю я.

В ответ Мона заливается слезами.

Джейк бросается к ней и достает из кармана джинсов белый носовой платок. Настоящий носовой платок из хлопка. В жизни такого не видел, только слышал. Оказывается, кто-то еще пользуется носовыми платками не из бумаги.

Джейк склоняется над Моной и неуклюже вытирает ей слезы своими мозолистыми неухоженными руками. Пытаюсь себе представить, как он возвращается домой в конце рабочего дня, вымотанный до предела. А я раскатываю в темно-синем «мерседесе» с откидным верхом и трескаю коктейли с сенатором, да еще и не первый год кручу роман с его женой. Джейк — настоящий работяга, и не заслуживает, чтобы его дурили. А я его в определенном смысле обокрал. Он ведь хотел стать Леонарду настоящим отцом. А я не дал. И теперь Джейк — отец только на бумаге. Мы с Леонардом словно подписали секретный договор, содержание которого никому не ведомо. И я вовсе не желаю, чтобы этот договор был расторгнут.

— Почему он рассказывал вам о том, что творилось с ним в школе? — Мой вопрос возник из ничего, помимо моей воли.

— Это нормальный процесс притирки, — пожимает плечами Джейк. — Коротышку с астмой и в очках любой обидеть норовит.

— Он сам так сказал?

— Ну конечно. А что здесь не так?

Я глубоко вздыхаю.

— Ну, мне-то он ничего не рассказывал. Считал, что это может меня ранить.

— Он вам и про глаза ничего не говорил именно поэтому. Не хотел никому сделать больно. — Мона всхлипывает и сморкается в носовой платок.

— Всегда надо говорить правду, какой бы страшной она ни была, — добавляет Джейк.

— Знаю. Согласен.

Когда Леонард выйдет из больницы, самое время долго и подробно поговорить с ним о Перл.

Когда я навестил Леонарда в первый раз, он лежал на животе, упираясь лицом в какое-то хитрое приспособление в форме баранки. Наверное, с этой штукой не так неудобно лежать. Ноги его прикрывала тонкая простыня. В вырезе больничной рубахи проглядывали лопатки.

— Тебе не холодно? — осведомился я.

Вместо ответа он принялся делать руками плавательные движения.

— Леонард Деверо-Ковальский выигрывает золото в заплыве на сто метров брассом, — говорит. Тихонько так.

По-моему, для шуточек еще рановато. Но я постарался засмеяться.

Присаживаюсь на краешек кровати и провожу рукой по детским лопаткам, поправляю больничную рубаху.

А что еще я могу сделать?

— Наверное, мне придется пропустить остаток учебного года?.. — Интонация у Леонарда вопросительная.

— Согласен. Даже если у тебя быстро восстановится зрение. Твоим глазам нужно бережное отношение. А с твоим характером и драчливостью… В этом вопросе я не могу на тебя положиться.

— Мне надо поговорить с тобой насчет всего этого.

На глазах у него металлические колпачки. Под колпачками повязка и еще защитная металлическая сетка, чтобы глаз дышал, и лента, удерживающая эту сетку. Кусок ленты торчит наружу.

— Если не хочешь, не заставляй себя.

Мы молчим. Я подтыкаю ему простыню.

Потом говорю:

— Джейк, Мона и я считаем, что будет неплохо, если во время выздоровления ты поживешь у меня. Я ведь смогу работать дома. Ты — в кровати, я с ноутбуком — рядом. Всегда будет кому присмотреть за тобой.

— Джейк и Мона согласны?

— По их мнению, это хорошая мысль.

— Я удивлен.

— Они же любят тебя.

— Наверное, — соглашается он. — И даже наверняка.

День выписки. Я подсаживаю Леонарда в машину.

— Что это? — спрашивает он.

— Ты о чем?

— Что это такое? Во что я сажусь? Это ведь не твоя новая машина.

— Нет. Это такси.

— А где твоя новая машина?

— Не суть важно. И никогда не было важно.

Сообщаю таксисту свой адрес. Леонард поворачивается к окну, словно смотрит в него. Словно что-то видит сквозь повязку и металлическую сетку и не может насмотреться на знакомые улицы.

— Прости, Митч, — говорит он.

— За что?

— Ведь это была твоя новая машина.

— Говна кусок, а не машина, — рычу я. — Она мне была без надобности. Я ее и купил-то только ради Гарри. На хер Гарри. Не бери в голову. Забудь навсегда.

— Хорошо, что у нас нет под рукой штраф-копилки.