Через несколько месяцев папа объявил, что уходит из группы. Мама убеждала его не делать этого только ради нее. Сказала, что он вполне может продолжать играть, если не собирается уезжать с концертами на месяц и оставлять ее одну с двумя детьми. Папа ответил, что на этот счет можно не волноваться: он уходит не ради нее.
Все музыканты из группы приняли его решение как должное, один Генри был безутешен. Он пытался отговорить папу. Обещал, что они будут играть только в городе: не придется ездить, уходить на всю ночь.
«Мы можем даже начать выступать в костюмах. Будем как «Рэт пэк». [35] Группа деятелей американского шоу-бизнеса, собравшаяся вокруг киноактера Хамфри Богарта (1899–1957) и его жены, киноактрисы Лорен Бэколл (р. 1924).
Будем делать каверы Синатры. Соглашайся, чувак», — убеждал Генри.
Когда папа отказался менять свое решение, они с Генри крупно поссорились. Генри был в ярости на папу за самовольный уход из группы, тем более если на этом не настаивала мама. Папа отвечал другу, что ему очень жаль, но решение принято. К этому времени он уже подал заявление в магистратуру. Теперь он собирался стать учителем — больше никакой траты времени впустую.
— Когда-нибудь ты поймешь, — сказал папа Генри.
— Хрена с два я пойму, — огрызнулся тот.
После этого Генри не разговаривал с папой несколько месяцев. Уиллоу то и дело заглядывала к нам, чтобы выступить в роли миротворца. Она объясняла папе, что Генри просто решает, что ему важнее. «Дай ему время», — говорила она, и папа притворялся, что ничуть не обижается. Потом Уиллоу с мамой пили кофе на кухне и обменивались понимающими улыбками, будто говорившими: «Мужики такие мальчишки».
В конце концов Генри снова объявился на горизонте. Но он не извинился перед папой — по крайней мере, сразу. Несколько лет спустя, вскоре после рождения дочери, Генри однажды вечером приехал к нам в слезах.
«Теперь я понял», — сказал он папе.
Довольно странно, но другим человеком, которого преображение папы огорчило так же, как и Генри, был дедушка. Казалось бы, ему-то новый папа должен был понравиться. Они с бабушкой — люди старой закваски и не спешат угнаться за быстрым течением времени. Они не пользуются компьютером, не смотрят кабельное телевидение, никогда не сквернословят. Вообще, в них есть нечто такое, отчего с ними хочется вести себя прилично. Мама, которая материлась как тюремщик, никогда не ругалась при бабушке с дедушкой. Как будто никто не хотел их разочаровывать.
Бабушка пришла в невообразимый восторг от папиного стилистического преображения.
— Если б я знала, что все это снова войдет в моду, я бы сохранила старые дедушкины костюмы, — посетовала она в один воскресный день, когда мы заехали к ним на обед и папа снял плащ, открыв взорам шерстяные габардиновые брюки и кардиган по моде пятидесятых.
— Это не вошло снова в моду. Сейчас в моде панк, так что я полагаю, это новый способ вашего сына бунтовать, — широко улыбаясь, возразила мама. — Чей папа бунтарь? Твой папа бунтарь? — заворковала она над Тедди. Тот радостно забулькал.
— Ну что ж, он выглядит как настоящий щеголь, — признала бабушка и повернулась к дедушке: — Ты так не думаешь?
Дедушка пожал плечами.
— По мне, так он всегда хорошо выглядит. И все мои дети и внуки тоже. — Но мне показалось, ему больно об этом говорить.
Позже тем днем я вышла с дедушкой, чтобы помочь ему принести дрова. Ему понадобилось расколоть еще несколько поленьев, так что я стала смотреть, как он берет топор, чтобы порубить сухую ольху.
— Дедушка, разве тебе не нравится папина новая одежда? — спросила я.
Дедушка остановился с занесенным топором. Потом мягко опустил его на землю рядом со скамейкой, на которой я сидела.
— Мне очень даже нравится его одежда, Мия, — ответил он.
— Но ты выглядел таким печальным, когда бабушка об этом говорила.
Дедушка покачал головой.
— Все-то ты замечаешь. И это в десять лет.
— Это трудно не заметить. Когда ты печальный, ты и выглядишь печальным.
— Я не печальный. Твой папа, похоже, счастлив, и я думаю, из него получится хороший учитель. Вот повезет детям, которые прочтут «Великого Гэтсби» с твоим папой. Я только буду скучать по музыке.
— По музыке? Ты же никогда не ходил на папины концерты.
— У меня слабые уши. После войны. Болят от шума.
— Можно надевать наушники. Меня мама заставляет. Те, что вкладываются в уши, просто выпадают.
— Может быть, я попробую. Но я всегда слушал музыку твоего папы. Только на малой громкости. Признаюсь, я не слишком люблю все эти электрогитары — не в моем они вкусе. Но песни-то мне очень нравились, особенно слова. Примерно в твоем возрасте твой папа часто придумывал всякие увлекательные истории. Он садился за маленький стол и записывал их, потом давал бабушке перепечатать, а потом рисовал к ним картинки. Просто смешные истории про зверюшек, однако живые и остроумные. Это всегда напоминало мне ту книгу о паучихе и поросенке — как она называлась?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу