Роберт Гринвуд - Мистер Бантинг в дни мира и в дни войны

— Джордж, ты что ж, не будешь есть омлет?

— Не хочется мне сейчас омлетов.

— Ну, а чего бы тебе хотелось?

— Ничего, вот чаю, — и он начал большими глотками отхлебывать чай. — Накрой-ка это миской, — сказал он, передавая тарелку с омлетом. — Останется на завтрак.

Бантинги-младшие были ошарашены; они переглянулись, они удивленно подняли брови, они пожали плечами, они безмолвно предлагали друг другу полюбоваться этим диким зрелищем. Прячет недоеденный омлет! Помешался он, что ли, или нарочно корчит из себя скрягу, чтобы они не вздумали его о чем-нибудь просить? Щеки Эрнеста пылали от негодования, Джули хихикала, а Крис взирал на отца в полном недоумении.

Да, все-таки отец какой-то чудак; никуда от этого не денешься. У него явный заскок, какой-то комплекс. В груди Бантингов-младших поднималась буря протеста. Почему он этого не может, того не может? Словом, почему он не может быть рассудительным, почему он не может быть, как все люди, как все другие отцы?

И вдруг он обернулся к ним. — Ну, чего вы все ждете?

Никто не ответил; все смущенно глядели на него.

— Чего вы ждете, я вас спрашиваю?

Столь решительное проявление родительского авторитета заставило их присмиреть. Затем Эрнест вспомнил о взятой на себя роли предводителя восстания.

— Если ты в самом деле хочешь знать...

— Нет, нет, Эрнест; только не сейчас, — быстро прервала его миссис Бантинг.

— Нет, пусть сейчас. Выкладывай. Опять бухгалтерия, так, что ли? Ты хочешь быть бухгалтером? Так, да? Ну? — повторял мистер Бантинг, раздражаясь все больше и больше.

— Да, совершенно верно.

— Прекрасно, так ты им не будешь, — объявил ми стер Бантинг, и самый тон его говорил без слов: «Решено — и баста».

— Ты хоть бы выслушал Эрнеста, милый.

— Надоело мне слушать всякий вздор об этой бухгалтерии.

— Да почему же Джордж? Почему ты: против? Ты ведь хочешь, чтобы мальчики вышли в люди?

— Давно уже этого жду. Только пока что-то ничего не вижу. Да и не особенно надеюсь увидеть. Вот посмотри на Криса. Что это торчит у тебя из кармана, Крис?

— Курс по авиастроению.

— Ну вот, пожалуйте, — сказал мистер Бантинг. — А он работает в банке.

— Вот в этом-то и все дело! — воскликнул Эрнест. — Никто из нас не выбирал себе профессии. Я хочу заниматься бухгалтерией. Я чувствую к этому склонность. Это мое призвание. Почему бы мне не попытать счастья?

— Потому, — ответил мистер Бантинг, отчеканивая каждое слово, — что нам это не по карману.

Все дружно ахнули от возмущения.

— Нет, нам это по карману, — заявил Эрнест. — Я уже все подсчитал.

— О господи! Сил моих больше нет, — пробормотал мистер Бантинг, оттолкнув от себя чашку и растерянно озираясь.

— Вот послушай, папа. Тысячу фунтов ты получаешь за линпортские участки, да у тебя остается еще арендная плата с коттеджей. Затем твое жалованье, табачные акции и то, что у тебя есть в государственных процентных бумагах. Теперь, если ты выплатишь оставшиеся двести фунтов по закладной... — Спокойно, уверенно Эрнест приводил цифру за цифрой, ярким светом своей молодой учености озаряя финансовые дела мистера Бантинга. А мистер Бантинг сидел, пригвожденный к месту столь беспримерной наглостью сына. Он слушал Эрнеста, и глаза его темнели, щеки принимали пунцовый оттенок, и взрыв, казалось, был неминуем. Но взрыва не последовало. Измученный, опустошенный, уставший до предела от жизни, от своей семьи, мистер Бантинг ждал, когда Эрнест кончит свой доклад; затем он сказал:

— Ну, ты кончил? Все подсчитал и пересчитал?

— Мне кажется, ты мог бы хоть подумать над этим.

— Я уже сказал: нам это не по карману.

Для Эрнеста, как и для всех остальных, стало ясно, что отец уперся на своем и никакая сила не сдвинет его с места. Он отказывался рассуждать здраво или прислушиваться к здравым доводам. Он огородился со всех сторон и отражал все нападения, тупо, как затверженный урок, повторяя одно и то же.

— Право же, Джордж! — запротестовала миссис Бантинг, давая понять, что даже с ее точки зрения он немного хватил через край.

— Ах, ты просто скуп! — разбушевался Эрнест. — Ты не хочешь ничего для нас сделать. Я прошу не только для себя. Для Криса тоже. Но тебе совершенно наплевать, если мы так и проторчим всю жизнь на этой убогой работе с этим убогим жалованьем. Ты вечно твердишь о том, как тебе трудно сводить концы с концами, а сам зарабатываешь куда больше, чем сможем мы когда-нибудь зарабатывать там, куда ты нас запихнул.