Роберт Гринвуд - Мистер Бантинг в дни мира и в дни войны

— Скажите, пожалуйста! А для чего им нужно знать расположение моего дома?

— Навигация, — ответил Оски и добавил в виде пояснения: — Вычисляют курс.

— Ага! Значит, они выглянут из самолета и скажут: — Вот это, наверно, «Золотой...»

— Я спорить не собираюсь. Говорите прямо: вы потушите свет?

И свет потух. Какое-то третье, мирно настроенное лицо, — возможно, прислушивавшаяся к их разговору миссис Бантинг — во-время повернуло выключатель.

— Спокойной ночи, — сказал Оски, нарушив враждебное молчание. Его тяжелые ноги, словно закованные в громоздкие башмаки, зашагали прочь в темноту.

Мистер Бантинг хотел знать только одно: кто сдвинул с места банку из-под мыльной стружки? Но он не стал спрашивать об этом. Он вернулся домой взбудораженный. Кроме того, ему начинало казаться, что банку нечаянно переставил он сам, когда хлопотал на кухне, помогая жене.

— Кого он из себя корчит? — ворчал мистер Бантинг. — Напялил старую жестянку на голову... Наверно, и спит в ней. Удивляюсь, как это, он еще светлячкам не велит погасить свои фонарики.

Лучшие блестки остроумия приходили мистеру Бантингу в голову, увы, слишком поздно, но он в течение нескольких минут отшлифовывал свой ответ Оски, словно разящую стрелу со светляком вместо наконечника.

— Где Эрнест? — буркнул он, садясь за стол. — Почему ему всегда нужны особые приглашения?

Эрнест сидел в темной гостиной. Он потушил свет, когда мистер Бантинг открыл входную дверь, и, прислушиваясь к спору, чувствовал, как по ногам у него гуляет сквозняк, — в гостиную дохнуло суровым ветром внешнего мира. За последние полчаса Эрнест забыл о войне, но потушенный свет и умолкший рояль снова вернули ее.

Усаживаясь утром на табурет у себя в закутке, мистер Бантинг почувствовал, как у него ломит спину и ноги, и понял, что это последствия рытья щели. Общее поветрие не миновало и «Золотой дождь»: щель имелась теперь и на его лужайке; на ее сооружение почти целиком ушло несколько последних уик-эндов. Освободившись от услуг некоего субъекта, самонадеянно, но без достаточных оснований говорившего про себя, что он человек, рабочий, мистер Бантинг решил приняться за дело собственноручно. К работе он приступил, но без особого усердия, и, глядя на его потуги, Эрнест с Крисом сочли моральным долгом притти на помощь отцу.

Сооружение щели было закончено, главным образом, благодаря практической сметке и физической выносливости Криса. Он выказал гораздо больше конструкторских способностей, чем Эрнест. Несмотря на свое явное умственное превосходство, Эрнест был не в состоянии уяснить себе самые простые приемы обращения с лопатой и даже не умел закатать рукава так, чтобы они не спускались каждую минуту. В конце концов его роль свелась к подаванию инструментов и досок.

Когда все было закончено и Крис с мистером Бантингом в изнеможении развалились в креслах, Эрнест ушел в гостиную и занялся счетами, принесенными из прачечной. Он не сказал ни слова, про эти счета и предпочел торчать без всякой пользы у щели, то и дело засучивая рукава. «Вот он всегда так, — с раздражением думал мистер Бантинг. — Неужто его не освободили бы от работы?» Но Эрнест, успокоив свою совесть, сидел за столом в гостиной до тех пор, пока все счета не были закончены, и вышел к ужину такой бледный и утомленный, что мистер Бантинг оглядел его с тревогой.

Зато на следующее утро Эрнест, конечно, не испытывал ломоты ни в спине, ни в ногах, не то, что его отец, не пожалевший сил для общего дела. С трудом усевшись на табурет, мистер Бантинг прежде всего приколол на перегородку новую карту военных действий. В деревянной обшивке под слоем краски виднелись кое-где старые следы от кнопок. Мистер Бантинг внимательно и с большим интересом осмотрел эти дырочки: должно быть, остались от карты прошлой войны. Названия на новой были хорошо знакомы ему — Аррас, Камбрэ, Ипр; они говорили о грязи, крови, промокших насквозь человеческих телах, о том, что, как ему думалось, не будет уделом новых поколений. И опять знакомая страна на карте и стоят в ней те же захватчики. Названия, давно похороненные в памяти, оживали одно за другим; даже безвестные деревушки, и те знакомы — Лу, Позьер, Булькур. Прочитаешь их имена, и словно вызываешь из небытия тени преданной забвению армии.

Странный народ немцы, думал он. Очень странный. Не сидится им у себя дома. Европе знакомы эти несметные полчища обутых в сапоги солдат, колонны которых тянулись по прямым дорогам континента, расползались серо-зеленой плесенью по мирным полям в единственно мыслимом для них обрамлении обгорелых и разрушенных жилищ, с омерзительной деловитостью запечатленных на официальных фотоснимках германских «побед». Такими знает их теперешнее поколение, знало и предыдущее и даже то, которое было до него. А зачем это нужно? Какой в этом смысл? — Убей меня бог, не понимаю, — вздохнул мистер Бантинг.