Роберт Гринвуд - Мистер Бантинг в дни мира и в дни войны

Сыграв роль капиталиста, он возвращался домой и там переживал неизбежную реакцию. Он сидел перед камином и силился привести в порядок свои впечатления. Им овладевало странное чувство, что он потерял всякую власть над событиями и даже над собственными речами и поступками. Ловкие люди толкали его в разные стороны, а он только делал вид, будто может финансировать всякого рода проекты. Под конец он не на шутку испугался, что дело зашло так далеко, отступать уже было поздно, но итти вперед тоже было нельзя.

Не торопясь, взяв карандаш и блокнот, со свойственной ему методичностью, он подсчитал все расходы. Оба плана были практически осуществимы и даже выгодны — в этом он убедился, взглянув на дело вполне трезво. Для его сыновей в них заключалось прочное основание будущей жизни и полезной работы, которая могла привести к обеспеченности, — не скоро, но постепенно, со временем, быть может, когда его самого уже не будет в живых.

Все это опять сводились к давно знакомой теме. Жертвовать собой. Давать и давать, не только деньги, но и моральную поддержку, и советы, и все, что у тебя есть. Возделывать виноградник, с тем чтобы плоды его достались детям. Вот что значит быть отцом.

Мистер Бантинг почти с радостью взвалил на себя старую ношу Атласа и нашел, что она ему уже не по силам.

— Вот что получается, Мэри, — объяснял он жене свои подсчеты. — Поступления уменьшаются, а платежи растут. Что же выходит? Между ними разрыв, пустота, зияющая бездна. И, надо сказать, очень не маленькая.

— Я знаю, милый, — сказала она, гладя его поредевшие волосы. — Я так и знала, что нам это не под силу, ты сделал все, что мог, как и всегда делал. А больше ничего нельзя придумать?

— Ровно ничего. — Он обернулся к жене. — Послушай, плакать тут не о чем, Мэри. Ничего не поделаешь.

— Я плачу оттого, что ты такой добрый, — к его изумлению пролепетала миссис Бантинг и выбежала из комнаты.

Он долго смотрел на захлопнувшуюся за ней дверь.

— Переутомилась, — поставил он, наконец, диагноз. — И нервы, я думаю. Надо бы полечиться фосфором.

Тем не менее ему стало ясно, что все эти планы надо бросить. Очень заманчиво, что и говорить, думал он, разглядывая документы, прежде чем убрать их.

Все в доме погрузилось в уныние, уныние банкротства, и впервые экономические мероприятия мистера Бантинга вызывали не только сочувствие — почти благоговение. Он был теперь Чемберленом под Годесбергом — твердым и хитроумным полководцем, который даже в такой ситуации мог найти какую-нибудь крайнюю меру. Замечено было, что он стал больше курить, гуляя по саду или в угрюмой задумчивости стоя перед камином, — и никто, даже шопотом, не смел прервать его размышления.

Очень спокойно, но с откровенностью, характерной для нового порядка вещей, он объяснил сыновьям свое финансовое положение. Он попросил Эрнеста проверить его расчеты. Потеря дохода с коттеджей и акций, платежи по будущей закладной, еженедельный прожиточный минимум для всей семьи — ножницы явно не сходились. Так это или не так?

Даже оптимизм Эрнеста не устоял перед объяснениями отца. Как выразился мистер Бантинг, им всем надо жить. Это было совершенно неоспоримо.

— Не о чем и говорить, папа. Тебе это не под силу. Большая заслуга с твоей стороны, что ты все это обдумал.

— И я так считаю, — вставил Крис.

— Спасибо, — ответил мистер Бантинг, чувствуя себя не совсем ловко; создалась какая-то такая атмосфера, что Джули чего доброго могла провозгласить троекратное «ура» в его честь. — Так значит всему конец: и прачечной, и гаражу?

— Похоже на то, — согласился Эрнест, а вслед за ним и Крис.

— Это значит, что вы должны попрежнему заниматься своим делом, упустив случай, какого вам, быть может, никогда уже не представится. Только из-за того, что нам неоткуда взять денег и перебиться, пока не начнут поступать дивиденды.

— Пожалуй, что да, — сказал Эрнест. — Все сводится к этому.

Мистер Бантинг встал и, подойдя к камину, обвел всех детей истинно отеческим взглядом.

— Вот в этом ты и ошибаешься, Эрнест. Нет у вас, у молодежи, настоящей стальной хватки.

Они вопросительно взглянули на него.

— Теперь-то и нужно проявить инициативу, — сказал он. — В делах людских пора приходит, — звучно задекламировал мистер Бантинг, безбожно перевирая текст, — когда прилив несет людей навстречу счастью. Но пропусти прилив — и будешь целый век сидеть на отмелях в нужде и горе.

— Есть такие стихи, — объяснил он, — и больше они ничего не могли добиться. С некоторым проблеском надежды в душе они отправились наверх спать.