Михаил Елизаров - Мы вышли покурить на 17 лет…

Пришел домой и загрустил. Вика заканчивала работу в шесть. Еще собиралась заскочить к себе — переодеться и потом к Назарову. Договорились на восемь. В запасе было полтора часа.

Проверил книжные шкафы. Подписки выглядели нетронутыми: Пушкин, Лермонтов, Толстой, Достоевский, Чехов, Бунин. В двенадцатитомной челюсти Мопассана не хватало одного зуба, а в «Библиотеке современной фантастики» пропали Саймак, Буль, Гаррисон и Стругацкие…

Внизу, под книжными рядами, хранились пластинки. Слева — сказки, которые мама покупала маленькому Назарову. Справа — диски, которые Назаров приобретал подростком — рок-музыка. Из левой детской половины вытащил былую виниловую любимицу — «Алису в стране чудес». Двойной конверт был затерт, уголки смяты — шутка ли, малолетним Назаров прослушал «Алису» раз двести, наизусть выучил…

В груди хрустнула болезненная спичка. «А ведь мне уже сорок, — жалостливо подумал Назаров. — Полжизни позади».

«Я страшно скучаю, я просто без сил, — вспомнил и негромко затянул строчку из песенки Алисы, — и мысли приходят, меня беспокоя, чтоб кто-то куда-то меня пригласил, и я там увидела что-то такое…»

Одна за другой сломались мучительные спички. Из горячего неуправляемого глаза на скулу выкатилась слеза.

— Ни хуя себе! — вслух удивился эмоции Назаров и сунул пластинку на место.

Позвонила Вика: — Солнышко, я уже захожу в метро, буду через полчаса…

— Ок, жду, где обычно, — произнес Назаров взволнованным комковатым голосом.

Их заново Вадюха свел — четыре года назад. Именно в тот смутный период Назаров, подгоняемый кризисом, вернулся на родину.

Почти не лукавя, Назаров сказал: — Ты не изменилась, — пригласил вечером на ужин, за столом с первых минут выяснил, что мужа-то давно нет. Был июнь, они пошли в парк Шевченко, облюбовали в глуши скамейку. И на этой ночной скамейке Вика жарко укоряла Назарова, прильнув охающим задыхающимся ртом к его уху: — Котеночек!. Ну, разве так можно, без, ох… презерватива!..

Он ощутил, как внизу загудела настойчивой басовой струною похоть. Интересно, есть у Вики кто-то постоянный? Ведь не ждет же она Назарова, появляющегося раз в три месяца…

Убрал руку с напрягшейся ширинки, очнулся — надо бы еще ложе надувное подготовить… Матрас с виду был хорошим, синего цвета, покрытый мягким бархатистым пушком. Назаров туго накачал его, переодел в чистое подушки и одеяло. Ополоснул пару стаканов для мартини.

Помыл виноград и груши, разложил на тарелке…

Она появилась. Красивая, быстрая. Назарову было приятно, что окрестная публика у метро обратила на мелированную Вику внимание. А заодно и Назарова — ведь к кому попало не спешат яркие женщины в коротких юбках, в туфельках на немыслимой шпильке. Расправил плечи, выпрямился — чтобы не проиграть ростом рядом с высокой Викой.

В Назаровском детстве производились такие значки, когда одна картинка переливалась в другую. Колеблющиеся радость-неуверенность увидел Назаров. Сомневалась, понравилась ли?

Он двинулся к Вике навстречу, дважды бережно поцеловал в накрашенные губы.

— Соскучился, — сказал Назаров. — Очень.

Вика засияла: — Котеночек! — На секунду прижалась. — И я соскучилась… Ужасно… — Пожаловалась: — Мне кажется, я похожа на проститутку. Все так смотрят… В метро приставали. Милый, я не совсем поняла, что там, в квартире, украли?..

Назаров с готовностью начал выкладывать квартирные печали. Увлекся… Вдруг со смехом опомнился: — Я какой-то обворованный Шпак! Три магнитофона, три кинокамеры заграничных… Извини!..

— Солнышко, представляешь, вот ты сейчас что-то рассказывал, а я ни слова не поняла. Просто до сумасшествия рада тебя видеть… Слушаю тебя, твой голос, а смысла не понимаю…

Назаров видел ее опьяневшие лучистые зрачки, понимал, что она говорит правду. Снова загудела, напряглась басовая струна.

— А поужинать не хочешь?

— Как скажешь. С тобой — куда угодно…

После ресторана пошли к Назарову.

Предупредил, открывая дверь: — Только не пугайся, тут бардак. Заходи…

— Котичек, я щас описаюсь!.. Тапочки есть?

— Да ты не разувайся, полы грязные… — Он проследовал на кухню. Крикнул оттуда: — А диван, кстати, тютю! Тот самый. Помнишь?..

— Ой, жалко диван… — откликнулась из туалета Вика.

Пришла, обняла Назарова: — Так странно…

— Что странно? — Назаров разливал по стаканам мартини. — Звыняйте, без льда, ибо холодильник спизжен…