Сара Уинман - Когда бог был кроликом

Я сначала села, а потом легла на траву. Спине было неудобно и мокро, и слезливое, болезненное чувство благодарности постепенно ушло. Последнее время я часто испытывала что-то подобное, то и дело оглядывалась назад и ощущала неразрывную связь всего со всем. Возможно, виной тому был приближающийся Новый год, до которого оставалось всего четыре с половиной месяца: тогда часы покажут ноль часов и ноль минут, и все начнется заново, вернее, могло бы начаться заново, но так не будет, и я это знала. Так никогда не бывает. Мир остается прежним, только становится немного хуже.

Мать высунулась из окна, помахала мне рукой и послала воздушный поцелуй. Я ответила тем же. Она наконец собралась получать степень магистра — ее старая тайная мечта, которая только сейчас приблизилась к воплощению. Мистер А. со своей неустойчивой психикой больше не ходил к ней: три месяца назад он влюбился в отдыхающую из Биконсфилда и тут же прекратил сеансы, подтвердив тем самым известный миф о том, что любовь лечит все (кроме разве что неоплаченного счета).

Я поднялась с травы и побежала к дому, по лестнице в верхние комнаты, чтобы взбивать там подушки, разглаживать простыни, наливать в кувшины воду и расставлять цветы — все это просто для того, чтобы быть рядом с ней; быть с ней, зная, что есть вещи, о которых я никогда не смогу рассказать ей.

— Артур!

Я несколько раз выкрикнула его имя, пока отвязывала лодку, и уже готова была сдаться, но тут он появился из коттеджа и бегом направился к причалу; пустой рюкзак, болтающийся у него за спиной, напоминал сдувшееся синее легкое.

— Ты точно хочешь ехать? — спросила я. — Может, останешься с Джо и Чарли?

— Они опять спят, — пожаловался он.

— Ну, тогда поехали.

Я помогла ему забраться в лодку.

Он радовался тому, что мы все собрались дома. Ему было почти восемьдесят, но в нашем присутствии он, будто хамелеон, насыщался нашей молодостью. Я оттолкнулась от берега и не стала сразу заводить мотор; несколько минут лодка сама дрейфовала к середине реки.

— Все хорошо, Рыжик? — громко спросил Артур, как он делал всегда.

И как всегда, мы оба почувствовали легкий толчок в борт — короткий ответ, пришедший из ниоткуда и не объяснимый ни ветром, ни мелью, ни течением.

У берега я замедлила ход, чтобы собрать немного ежевики и раннего тернослива. Мы спрятались под нависающими над водой ветками в надежде увидеть крупную выдру, которую отец заметил несколько дней назад; скорее всего, она была плодом его воображения или хитрой уловкой, для того чтобы заставить нас попристальнее вглядеться в окружающее.

— У меня последнее время кружится голова, — сказал Артур, опустив руку в прохладную воду.

— Как кружится?

— Просто кружится.

— Ты что, падал?

— Нет, конечно. Я же говорю «кружится голова», а не «ноги не держат».

— А ты стал наконец соблюдать диету? — спросила я, прекрасно зная ответ.

Артур только поморщился, давая понять, что жизнь без бекона, сливок и яиц не стоит усилий.

Его давление и уровень холестерина были выше некуда, и он даже гордился этим как своей личной заслугой. Он наотрез отказался принимать прописанные таблетки, по секрету сказав мне, что умрет совсем не от этого, и вместо лекарства тянулся за очередной булочкой с джемом и взбитыми сливками.

— Тебя это беспокоит? — спросила я.

— Нет.

— Тогда зачем ты мне рассказал?

— Чтобы ты знала.

— Хочешь, чтобы я приняла меры?

— Нет, — покачал головой он и вытер мокрые пальцы о рукав.

Какое-то время назад он начал рассказывать мне обо всем, что с ним происходит: о важном и совсем незначительном. Я думаю, он делал это потому, что я и так все про него знала, все прочитала: плохое и хорошее, прекрасное и мерзкое. Пять лет я редактировала его книгу, а теперь, похоже, он хотел, чтобы я редактировала его жизнь.

— Вернусь через десять минут, — сказала я и, захватив пустой рюкзак, начала подниматься по ржавым почти вертикальным ступеням пристани.

На самом верху я остановилась и посмотрела, как, неуверенно маневрируя, он провел лодку между двумя красными буями и зигзагами двинулся в открытое море. Не исключено, что я уже никогда его не увижу или ему вновь придется пережить унижение, как в тот раз, когда его доставили к берегу два сердитых офицера береговой охраны. В своем воображении Артур Генри видел себя уверенным и храбрым морским волком, но в реальности эти качества проявлялись только на берегу. Я знала, что, едва выйдя из гавани, он остановит мотор и будет кружить на месте до тех пор, пока не истекут обещанные десять минут. А к тому времени, когда я спущусь по лестнице, нагруженная упакованными во льду крабами и лангустинами, он будет насквозь мокрым от пота и поспешит занять пассажирское место на носу, говоря всем своим видом: больше никогда в жизни!