Семен Малков - Расплата

– Что же это такое?.. Кто же нам ворожит?.. – причитала она, жалея и себя, и дочь. – Я родила тебя от любимого, но судьба нас разлучила, и он до сих пор ничего не знает об этом. И у тебя – то же самое! Неужели и Петеньку будет растить не родной отец, а у тебя тоже с ним счастья не будет?

Вера Петровна обняла дочь, целуя ее и поливая слезами солидарности. Так они и плакали вместе, пока не устали от слез. Первой успокоилась мать и, сев на кровати, объявила о своем решении:

– Ты, доченька, с Петей поступай как знаешь, а я от Степана Алексеевича скрывать больше правду не стану! – высказала она то, что созрело как плод ее долгих раздумий. – Он имеет право и будет знать!

– А если обидится, начнет переживать? – Света откликнулась на крутой поворот разговора, желая хоть немного отвлечься от захлестнувшего ее горя. – Не сделаем ли мы ему хуже? Ведь он живет себе… в неведенье счастливом…

– Будь что будет! Не могу я больше молчать! Совесть загрызла, – призналась Вера Петровна дочери. – Пока был жив Ваня, я оправдывалась тем, что скрывала правду ради вас, ради семейного спокойствия. А теперь ради чего? Он хороший человек, поймет. Вам обоим будет лучше жить! – заключила она, убежденная в своей правоте.

Наконец-то Вера Петровна твердо решила посвятить Розанова в его причастность к рождению Светланы и рассказать всю правду о том, что произошло дальше. Но сделать это ей снова не удалось. На этот раз – только потому, что ее опередили.

После смерти своего незабвенного Чайкина Лидия Сергеевна совсем опустилась. Крушение связанных с ним планов лишило ее обычного честолюбия, уверенности в себе, и она поплыла по течению. Стала еще больше пить, постепенно превращаясь в алкоголичку.

– Ну что ж ты все убиваешься, Лида?! Зачем столько пьешь? Так и подорвать здоровье недолго! – часто корила ее соседка Раиса Павловна: она издавна ей симпатизировала, знала о Чайкине и сочувствовала ее горю. – Ведь ты интересная женщина, сможешь еще устроить свою личную жизнь.

Нельзя сказать, что она не делала попыток, но чары, увы, уже не те! Пыталась даже отбить у семьи одного родителя – понравился он ей, приезжал забрать сынишку из детского сада, когда жена в больнице долго лежала. Активность ее сработала, стали встречаться, но кончилось рее скандалом. В результате ее перевели в уборщицы за моральную неустойчивость. Да и не выгнали только потому, что комендант за нее вступился, который сам глаз на нее положил. Этот высокий, сухопарый старик, участник войны, еще довольно крепкий, все же не соответствовал ее темпераменту. Уступила она ему от одиночества и из благодарности за защиту. Да и он тоже одинок, любит выпить. Это их и связывало больше всего, и стали они уединяться в его каптерке.

Связь их длилась довольно долго; эту тесную дружбу, конечно, приметили, и однажды кто-то из склочных сотрудников стукнул начальству – получился новый конфуз.

– Ну как вам не стыдно, Лидия Сергеевна? Понимаем: человек вы одинокий, сердцу не прикажешь. Но ведь здесь детское учреждение! Как можно заводить флирт? Да к тому же вы были нетрезвы 1 – выговаривал ей заведующий, добрый и отзывчивый по натуре человек. – Я, конечно, должен бы вас уволить, но. мне обоих вас просто по-человечески жаль. – Помолчал немного, потом решительно поставил ей ультиматум:

– Оставайтесь, если устраивает работа, но никаких больше встреч! Что-нибудь еще выкинете в этом роде – сразу приходите за трудовой книжкой.

Дружба ее со стариком комендантом на этом прекратилась, но он продолжал ей симпатизировать и, как непосредственный начальник, часто прикрывал. Несмотря на унизительную должность, Лидия Сергеевна местом своим дорожила. Работа в правительственной системе сохраняла ей льготы, и, кроме того, как ни странно, она теперь больше зарабатывала, используя возможности совместительства.

В общем, не опустилась еще на самое дно, кое-как держала голову на поверхности жизни.

Надежда прилетела в Москву, никого не предупредив, в пасмурный осенний день. Над аэродромом висела низкая облачность и их рейсу едва разрешили посадку. Звонить своим постыдилась: лгать им ей не хотелось, говорить правду – тем более. А прибыла она делать аборт. В Париже это было неудобно – мог произойти скандал: в посольстве все знали о ее романе с атташе Шкляровым и беременность сразу связали бы с ним.

Заказав такси еще в самолете, Надя без проблем добралась до знакомого с детства дома, своим ключом отперла входную дверь и остановилась на пороге, неприятно пораженная царившим в квартире беспорядком. В комнате на столе – грязная посуда и пустые бутылки; мать в одежде вповалку спит на диване.