Семен Малков - Голубая кровь

– Но зачем? – вырвалось у Петра. – Не проще ли предположить, что она, как и я, не хочет этого без любви?

Эта реплика сбила Кирилла с толку, и он не сразу нашелся что ответить.

– Тогда что же она столько времени хороводится с Аликом? Как ты это объяснишь? А я считаю – чтобы покрепче поймать его на крючок. Знает, наверное, что он меняет девок как перчатки.

– А может, просто чтобы не так скучать, если нет больше друга? Тебе это не приходило в голову? – возразил Петр. – Узнай получше, прежде чем заранее осуждать. Тем более что заплатил за нее Алику, – насмешливо добавил он. – Кстати, как Даша отнеслась к этой купле-продаже?

– Не вздумай только проговориться! – испугался Кирилл. – Она и не догадывается. Обязательно ей открою, какой подонок Алик, – когда добьюсь взаимности. Очень прошу тебя, Петя: не лезь в это дело!

«Что же, и не полезу, пока не разберусь в этой грязной истории, – решил про себя Петр. – Вообще не стал бы мешать, будь у него настоящая любовь». Вслух же, чтобы прекратить разговор, бросил:

– Ладно, давай закругляться – мне еще много повторять надо. Советую тебе изменить отношение к Даше. По-моему, неплохая девушка.

Василий Савельевич Волошин вернулся с работы в плохом настроении. Выше среднего роста, плотного телосложения, с шелковистой «профессорской» бородкой, он выглядел бы весьма представительным, если бы не усталое, унылое выражение лица.

– Опять гонорар задерживают, – пожаловался он Анне Федоровне, снимая потертое кожаное пальто. – В который раз! Химичат, наверно, знаю ведь, дела у издательства идут хорошо.

– А ты бы сменил издательство, Васенька, – сочувственно отозвалась жена, принимая у него и вешая пальто. – Руководство у вас – одни прохвосты. Сами жируют, а что сотрудникам жрать нечего – им все равно!

– Давно сменил бы, да устроиться трудно! – вздохнул Волошин.

– Это почему же? – озадаченно взглянула на него Анна Федоровна. – Сам говорил, таких переводчиков очень мало. Чтобы знать столько языков и притом быть специалистом по экологии.

– Так-то оно так, да за мной все еще тянется этот шлейф – за что меня три года за решеткой продержали… Боятся брать на работу.

Военный переводчик Волошин много лет проработал в отделе по утилизации отходов атомных реакторов подводного флота Выступая в прессе, стал известен среди специалистов-экологов далеко за пределами страны. Но он разоблачал преступную халатность в хранении отходов, и это вызвало гнев начальства. Непослушного офицера, капитана второго ранга, решили наказать в назидание другим.

Предлог нашли: обвинили в государственной измене – якобы разглашение военной тайны в одной из публикаций. Секретных сведений там не было, однако его арестовали и три года продержали в тюрьме, пытаясь доказать шпионаж в пользу иностранного государства.

После долгих проволочек дело довели до суда, и несостоятельность обвинений стала очевидна. Однако, чтобы как-то разрешить ситуацию, Василия Савельевича не реабилитировали, а лишь подвели под амнистию, освободив из-под стражи прямо в зале заседаний. Таким образом репутацию ему все же подпортили, вот и расхлебывал по сей день.

– Дома хоть шаром покати… не на что обед приготовить, – растерянно посмотрела на мужа Анна Федоровна.

– А мне замредактора одолжил – до получки, – успокоил ее Волошин, доставая бумажник и протягивая несколько купюр. – Ценят меня все-таки…

– Ничего, Васенька, перебьемся, – лицо ее разгладилось. – Ты, главное, не переживай! Вот скоро и я начну работать, сразу легче станет. Сегодня была в своей старой конторе – обещали.

– Неужели? Приятная новость! – повеселел Василий Савельевич – Простили, стало быть, твои прегрешения? Поздравляю! – И поцеловал жену. – Пойдем на кухню, расскажешь!

За чаем Анна Федоровна все и поведала:

– Сама не ожидала, что обо мне там вспомнят. Столько времени прошло, да и шум-гром был на всю контору. Оказалось – наводили обо мне справки, знают: с тех пор как ты вышел, больше не прикасаюсь к рюмке, вылечилась.

– Так это их инициатива? – удивился Василий Савельевич. – Ты же считала, что туда тебе путь закрыт.

– Так мне объявили – это когда сам генеральный директор в пьяном виде меня застукал. Наш главбух – свойская баба, смотрела сквозь пальцы; понимала – с горя, из-за того, что ты в тюрьме.

Василий Савельевич с жалостью смотрел на ее рано увядшее, покрытое морщинками лицо.

– Да, Анечка, милая, пришлось тебе хлебнуть горя по моей милости. Но все же непонятно: с чего они вдруг опомнились?