— Сейчас ты в относительно хорошей форме. Но с момента, когда все начинает рушиться, болезнь протекает быстро. Даже очень быстро.
Я произвела собственные подсчеты. Я рассчитывала прожить два месяца. Согласно словам Карима, экспериментальная химиотерапия поможет мне продержаться еще месяц. В лучшем случае. В худшем случае я потеряю из-за нее больше месяца жизни. Я предпочла отказаться.
Прекращение медикаментозного лечения уменьшило тошноту, но не усталость. По утрам мне все сложнее и сложнее было вставать. Через неделю началась тахикардия. Вскоре появилась боль в груди, мне стало трудно дышать. Карим констатировал:
— Метастазы в легких «закипают».
Мне увеличили дозу морфина с помощью пластыря, который я приклеивала на грудь каждые три дня. Боль в легких уменьшилась, но морфин вызвал тошноту, и рвота возобновилась.
— Карим, ты уверен, что с этой рвотой нельзя ничего сделать? И не делай такое лицо!
Карим был похож на грустного коккер-спаниеля. Он все ходил вокруг да около, когда я задавала ему вопросы. Похоже, ему предстояло сообщить мне плохую новость.
— Ну же, Карим!
— Просто, когда все так развивается…
— И что?
— Начинается процесс, который…
Наконец-то он это произнес. С огромным трудом, не очень четко, но я поняла. Он хотел сказать, что опасается, что с этого момента ухудшение будет быстрым. В конце концов, это не стало для меня чем-то неожиданным. Тем более что приближалась дата конечного срока. Мне все говорили, что в случае с раком ничего не известно наверняка, тем не менее я отправилась смотреть надгробный камень: плиту из розового мрамора с вкраплениями серого, установленную вертикально в виде книги, как я и хотела. В идеале я хотела закрытую книгу, но когда услышала цену, то засомневалась.
— Десять тысяч триста евро? Гм… А если убрать несколько страниц, будет дешевле?
В конце концов я выбрала открытую книгу. За пять тысяч триста евро я получила лучший подарок на Рождество из всех, которые мне когда-либо дарили.
Я не знала, сколько еще проживу, но мне предстояла последняя битва: я хотела развестись. Я поговорила со своим адвокатом: учитывая мой небольшой доход, ее услуги предоставлялись мне бесплатно. Она предупредила меня:
— Эта процедура может затянуться на месяцы. Вам вряд ли удастся оформить развод.
Тем не менее я хотела попытаться получить, по крайней мере, законное подтверждение того, что мы разошлись. Между мной и Жилем больше ничего не было. Мы поддерживали отношения, но лишь по мере необходимости. Я также хотела, чтобы Жиля лишили родительских прав, чтобы быть уверенной, что он не передумает касательно размещения детей в приемной семье. Однажды утром он в бешенстве влетел в мой дом, в руках у него была какая-то бумага.
— Что это?
Это был вызов в суд, который он только что получил. Утром я обнаружила такую же в своем почтовом ящике. 12 января нас вызывали в суд высшей инстанции Орлеана.
— Все в порядке, Жиль. Нам необходимо выяснить некоторые вопросы относительно детей.
— Какие еще вопросы?
— Наш развод.
— Я не хочу разводиться!
— А я хочу. Скажу тебе больше: я уже давно должна была подать на развод.
Жиль ушел в таком же бешенстве, в каком и пришел. Конечно, ему было выгодно оставаться женатым: будучи вдовцом, он получал бы пособие в размере сто пятидесяти евро, в то время как разведенный должен был платить больше налогов. Слушание в суде было назначено на половину третьего. Здесь также присутствовали представители Организации социальной помощи детям, приглашенные для того, чтобы высказать свое мнение по поводу лишения родительских прав. Сначала мой адвокат подала прошение, затем слово предоставили адвокату Жиля. В его защиту она, в основном, представила список того, что он оплачивал. Помимо платы за дом, там было немногое. Впрочем, дом был записан на его имя, а я там больше не жила. Детям же он не оплачивал абсолютно ничего. Раз в месяц он приносил мне счет за пользование мобильным телефоном, который по-прежнему приходил в Бромей. Необходимую сумму снимали с нашего прежнего общего счета. Он также требовал, чтобы я оплачивала аналогичный счет Жюли. Я выписывала чек, и он уходил.
Затем выступил адвокат Организации социальной помощи детям с речью против лишения родительских прав. Он не видел никаких оснований для того, чтобы лишать Жиля его прав: отец оставался отцом. Чтобы лишить его этого права, необходимо было предъявить обвинение в плохом обращении с детьми. После того как выступили все адвокаты, судья обратился ко мне:
Читать дальше