Иэн Макьюэн - Дитя во времени

К концу речи улыбались уже почти все, кто сидел за столом. Члены подкомитета находили удовольствие в присутствии этого, по общему мнению, чудака. Канхем, ответственный за проверку документов, подтверждающих компетенцию докладчиков, склонился над записями в блокноте, чувствуя неловкость. Один из профессоров, не Морли, делал вид, что сморкается в салфет ку, чтобы скрыть приступ смеха. Полковник Джек Тэкль сидел, скрестив руки на груди и опустив голову. Тело его мелко вибрировало. Эти скрытые признаки веселья возбудили в Стивене чувство симпатии к незнакомцу. Тот, закончив выступать, кажется, уже жалел, что отказался от стула. Он неуклюже возвышался во главе стола, опустив свисающие руки, в ожидании вопросов или разрешения удалиться. Он мог позволить себе не знать, что правительству не нужны граждане, сохранившие непосредственность восприятия. Взгляд незнакомца потерял вызывающее выражение, остановившись наточке в метре над головой председателя. Стивену захотелось пожать ему руку. Из чувства противоречия он хотел выступить в поддержку молодого человека. Но его уже вызвали на ринг, пора было вступать в схватку. Лорд Парментер, с любопытством ожидая развития событий, булькнул его имя.

– Только законченный циник, – сказал Стивен, обводя взглядом комнату, – станет спорить с тем, насколько привлекательна идея целостности восприятия, как она была здесь описана, или возможность до конца раскрыть все наши способности. Вопрос, разумеется, заключается в том, как этого достичь.

Стивен остановился, ожидая прихода следующей мысли, потом снова заговорил, не зная толком, что собирается сказать:

– Я, конечно, не философ, но мне кажется… что здесь есть над чем поразмыслить…

Он опять остановился, а затем стал говорить быстро, со вздохом облегчения:

– Письменные знаки можно преподать подобно тому, как вы сейчас описывали подачу знаков музыкальных, – в данном случае в виде набора инструкций, что именно нужно делать со своим языком, губами, гортанью и голосом. Лишь позже ребенок научится читать тихо, про себя. Но я не уверен в том, насколько верны оба этих описания – музыкальных нот и письменных букв. Процессы музицирования и чтения представляются мне очень абстрактными, но, может быть, с абстракциями определенного рода мы неплохо справляемся уже с первых дней нашей жизни? Сложности начинаются, когда мы пытаемся рассуждать над самим процессом абстрагирования и давать ему точные определения. Например, каждая мелодия несет в себе какой-то смысл. Трудно выразить его словами, но каждый ребенок легко понимает его значение. Чтение и письмо представляют собой абстрактные виды деятельности, но не больше, чем собственно разговорный язык. Двухлетний ребенок, начинающий строить целые предложения, уже пользуется фантастически сложным набором грамматических правил. Я помню, моя дочь Кейт… хотя нет… как раз именно письменное слово может стать средством, соединяющим человеческое «я» с окружающим миром. И поэтому лучшие книги для детей обладают свойством делать мир видимым, позволяют маленькому читателю непосредственно соприкоснуться с вещами, о которых идет речь, путем метафор и образов воздействуют на его ощущение и обоняние, дают впечатления, не передаваемые в словах. Девятилетний ребенок полностью открыт для таких переживаний. Письменная форма слова – такая же неотъемлемая часть обозначаемой им вещи, как и форма звуковая… Вспомните о заклинаниях, опоясывающих колдовские чаши, о молитвах, выбитых на могильных плитах, о том зуде, который толкает некоторых людей писать похабные слова на стенах общественных зданий, о тех, кто борется против распространения книг непристойного содержания, о том, что слово «Бог» пишется с прописной буквы, об особом значении личной подписи, наконец. Почему ребенок должен быть лишен всего этого?

Стивен глядел незнакомцу прямо в лицо. Лорд Парментер снова прикрыл глаза. Канхем, стоя у дверей в комнату, вполголоса переговаривался с кем-то невидимым в коридоре.

– Письменное слово есть часть мира, в котором вы хотите растворить индивидуальность ребенка. Хотя слово и описывает мир, оно не является чем-то от него отдельным. Подумайте об удовольствии, с которым пятилетний ребенок разбирает уличные вывески, или о десятилетнем, с головой погруженном в приключенческий роман. Он видит там не слова, не пунктуационные знаки, не правила грамматики, а лодку, необитаемый остров, таинственную фигуру под пальмовым деревом.