Ольга Лукас - Тринадцатая редакция. Напиток богов

Алексей вскочил с места, залпом допил рябиновку, потом снова опустился на скамейку, обхватил руками колени, завесил глаза чёлкой.

— И чего опять сел? — сварливо спросила Марина. — Чего тут трудного? Вон идёт мужик по улице, вот мы сидим.

— Вы… Вы — да, но вас двое. А к мужику тому я не пойду, это здешний домоуправ. Он сразу меня за грудки схватит и трясти начнёт: а есть право на съёмку? А удостоверяющий это документ? А почему в нашем дворе?

— А почему, кстати, в нашем дворе? — ввернула Галина.

— Да пофиг, в каком, лишь бы не там, где меня все знают. А тут и скамейка хорошая, нетипичная. Длинная и узкая. Много народу можно посадить, но без особых удобств. Надо, чтоб они не откидывались на спинку, иначе разговора не получится. Пусть испытывают дискомфорт — и по ассоциации вспоминают какие-то события, и говорят, говорят, говорят.

— Ну, и что мешает? — спросила Марина. — Неужели в большом городе так трудно найти подходящих персонажей?

— Трудно. Я полтора с лишком года искал своих героев. Сначала всем нравится идея, а потом вдруг вылезают разные подводные камни. Один просит деньги. Другой хочет, чтоб ему текст заранее написали, а там вся суть в импровизации. Третий боится опозориться. Четвёртый — артист, будет играть роль «я не играю, я так живу», ничего нет хуже. Пятому время не подходит, у десятого свои идеи. А главное — ну, кому оно нужно? Зачем это всё?

— А тебе — зачем? — строго спросила Марина.

— Потому что я хочу. И могу. Только ведь тоска всё и скука смертная. Если я сделаю этот фильм — оно всё равно никому не надо. А если не сделаю — так оно обратно никому не надо. Ничего никому не надо, что бы ты ни делал.

— Так бы и пырнула зануду ножиком! — не выдержала Галина.

— Пырни, попробуй, — был ответ.

Старушка легонечко уколола собеседника чем-то острым. Алексей отскочил в сторону, глядя на неё осоловело. «Совсем спеклась старая!» — читалось в его глазах.

— Ну, я пошел, — подхватывая рюкзак, объявил он, — было приятно, и всё такое.

— Упустили! — махнула рукой Марина. — Эх, не свезло. Как думаешь, есть у него какое-то желание или это пустой трёп? Я в этих делах ничего не смыслю. Лёву бы сюда. Да поздно, вон как сиганул резво.

— Не хнычь, клюшенция. Пока одна рука колола — другая контакт в карман бросала. Придём на базу — разберёмся, что за крыса из семейства рыб нам такая попалась.

Василий, потомственный ленинградский шофёр, знал город не хуже, чем Алисин дедушка. Но даже он про Мёртвого Хозяина Дом ничего не слышал. «Вы, барышня, путаете с „Записками из Мёртвого дома“, — сухо сказал он, — что простительно. При ваших внешних данных. А Мёртвый дом далеко-о отсюда. Ехать, ехать, не доехать. В Тюмени. Это такой город есть в России — слыхали?». «Острог был не в Тюмени. В Омске», — поправила Алиса. «Да нет, в Тюмени, точно. Не могу же я ошибаться!»

«И правда, в Омске, — сказал Василий на следующий день, — я проверил».

После этого он согласился считать Алису условно разумной, а Мёртвого Хозяина Дом — условно существующим.

За несколько дней выработался своеобразный порядок действий: Василий показывал на карте место, в котором мог бы располагаться таинственный двор, привозил туда Алису, позволял ей в одиночку углубиться в лабиринты и закоулки, а сам ждал в условленном месте.

Дворы Васильевского острова походили на порталы в иные миры. В них было больше фантастического, чем реального, и казалось, что здесь никто никогда не умирал, а только улетал на другие планеты. Если бы Алисе потребовалось срочно убежать из этого мира в какой-нибудь соседний, лучше лазейки было бы не придумать. Но её вполне устраивал этот. Именно в этом мире, как в стоге сена, затерялась иголка, в которую нужно вдеть путеводную нить, которая, в свою очередь, выведет к Дому Мёртвого Хозяина. Вот только Дом — и есть сама иголка, и чтобы вдеть в неё нить — иголку нужно сначала найти.

Дворы Петроградской стороны напоминали зеркальные коридоры. Шагнув в один, можно было бесконечно прыгать из отражения в отражение, всё уменьшаясь и уменьшаясь, всё дальше уходя в зеленоватую глубину стекла. Здесь не было никаких историй — лишь отражения историй, отблески солнечных лучей в окнах, эхо шагов, то бегущее следом, то поджидающее где-то впереди, за углом.

Дворы Коломны были высокомерны, как пожилые училки, злоупотребляющие макияжем. Здесь не было места нелепым, противоречивым сказкам, каждый раз начинающимся по-разному. Всё было выверено и выправлено. Даже граффити на стенах.