Ольга Лукас - Тринадцатая редакция. Напиток богов

— Значит, нас держат на коротком поводке для нашего же блага… Ну-ну, — покачал головой Константин Петрович. — Может быть, кого-то по-другому не мотивируешь на дальнейшие достижения. Но я — не такой.

— Такой, такой. Нужно целую жизнь прожить на коротком поводке, чтобы понять — ты точно такой же. Мир исследуют постепенно. Сначала — манежик, потом — комната, потом — квартира. Потом ты выходишь во двор, затем — узнаёшь район, город, страну, материк. И вот уже тебе открыт целый мир. Но если ты шагнёшь в этот мир прямо из манежика — то не уйдёшь дальше собственного двора. И при этом — вот что поразительно — будешь считать себя великим путешественником.

— Ну чо, клюшенция, нарушим трудовую дисциплинку? На разведку прошвырнёмся? — подначивала Марину Гусеву старшая сестра.

— Можно вечерком, да.

— Вечерком не можно. Вечерком я футбол смотреть буду. Сейчас пошли. Что, трусишь? Дрейфишь, да? Боишься, что Костя отработками загоняет?

— Кого я боюсь? Я — боюсь? Никого я не боюсь.

— Ну и чего тогда сидишь, пошли на эту Мичуринскую. Посмотрим, какие яблочки там созрели.

Галина Гусева рассуждала так: мунги второй ступени, конечно, ребята очень продвинутые. Во всяких там нематериальных знаниях и потусторонних умениях. Только вот в человеческой сути они уже разбираются слабо. Назначили, например, место для коктейлей — а хорошо ли это место для живых? Не тесно ли там, не грязно ли, не огорожено ли оно, наконец, забором с колючей проволокой, по которой пущен ток? А даже если забора нет — вдруг двор слишком оживлённый, или старушки на лавочках чересчур бдительные? Не так-то легко семерых посторонних людей притащить туда, не знаю куда. Да не просто так — людей, а людей, обуреваемых самыми разными эмоциями. Ну, страсть и радость, положим, сами прибегут, стоит их только поманить нужным калачом. А ну как страх — испугается? Ярость — взъярится? Тоска — затоскует, печаль — опечалится, а тщеславие фыркнет и скажет — не пойду на детскую площадку! Я уже взрослое, большое тщеславие!

Несмотря на то, что уже не первую неделю в городе стояла жара, упрямые Бойцы продолжали ходить по улицам в пальто. А что делать, если к его подкладке так удобно крепить всевозможные смертоносные орудия! А попробуй, заткни топор, или даже просто мясницкий нож за пояс шелкового платья в крупный цветочек. Не поймут. Люди стали такими непонятливыми.

Улица Мичуринская, а в особенности — место встречи, не произвели на сестёр Гусевых никакого впечатления: ни хорошего, ни плохого. Скамейки, качели, песочница. Возле песочницы стоит усталая мамаша и уговаривает младенца проявить сознательность и пойти домой обедать. Младенец увлечённо хоронит пластмассовую лягушку, прочее его не интересует. Остальные дети и их бабушки-мамушки-нянюшки, должно быть, спеклись под летним солнцем и уже сидят дома, хлебают холодный суп или жуют салат из свежих овощей.

Не обнаружив ничего подозрительного или хотя бы интересного, Бойцы для порядка решили обойти окрестные дворы, и даже заглянули на соседние улицы: Малую Посадскую, Куйбышева и Конный переулок. Везде было одинаково жарко и дремотно. Из открытых окон доносился звон посуды, струился джаз, детский голос с упоением пересказывал своими словами страшилку про Чёрную простыню.

— Вот скажи, зачем мы сюда в такую жару попёрлись? — спросила у сестры Галина.

— Так кому-то дисциплинку очень нарушить хотелось. А вечером — футбол.

— А правда, футбол-то ведь — только вечером! Так почему бы благородным доннам прямо сейчас не забухать во-он на той скамеечке?

Инспектируя соседние улицы, старушки сразу заметили нужный магазин и теперь, не теряя времени, поспешили к нему.

Кто посмеет упрекнуть двух интеллигентных бабулек, попивающих на детской площадке крепкое пиво из горла? А то, что вместо открывашки они используют топор — так мало ли, что на жаре примерещится? Может, и старушек никаких нет. И пива. И площадки детской. А есть пустырь, заросший чертополохом и крапивой, и на пустыре этом ровно в полночь появляется тёмная фигура, которая только и ждёт запоздалого прохожего, чтобы спросить у него: «Слышь, чувак, где тут ближайший мост на ту сторону, и во сколько его разводят?» Но то в полночь.

Может быть, в полночь жизнь в этом районе и вправду кипит, но сейчас решительно некому было упрекать двух интеллигентных бабулек. Упрямый младенец всё-таки похоронил свою игрушку и отправился домой, на радость опаздывающей на любимый сериал маме. Прочие дети пока не заявляли о себе. На дальней скамейке — не той, которую оккупировали сёстры Гусевы, а на низкой и неудобной, с ногами сидел длинноволосый парень неопределённого возраста. Нет, если бы он не уткнулся подбородком в колени, не обхватил эти самые колени руками, не завесил лицо длинной светлой чёлкой, его возраст ещё как-то можно было бы определить.