Марк Леви - Уйти, чтобы вернуться

Ювелир снова изучил этикетку и, поджав губы, признал, что и вправду ошибся и что кольцо стоит именно столько, сколько говорит Эндрю.

Все завершилось как нельзя более прилично, и Эндрю вышел на Мэдисон-авеню с чудесной безделушкой в кармане пиджака.

Второй его покупкой за день стал маленький висячий замок для ящика письменного стола.

Сделал он и третью покупку: кожаный блокнот с зажимом, в котором собирался делать записи не по теме будущей статьи, а совсем по другому расследованию, становившемуся для него первостепенным: у него оставалось меньше пятидесяти девяти дней для того, чтобы выяснить, кто его убил, и помешать своему убийце достичь цели.

Войдя в «Старбакс-Кофе», Эндрю купил себе поесть и опустился в кресло, чтобы поразмыслить о том, кто бы мог хотеть его смерти. Такие мысли напрочь испортили ему настроение. Как же сильно нужно было оступиться в жизни, чтобы пришлось подводить подобные итоги!

«Фредди Олсон», — записал он в своем блокноте. Никогда не знаешь, на что в действительности способен твой коллега по работе, до чего его может довести зависть. Но Олсона он сразу сбросил со счетов: он слабак, к тому же в прошлой жизни у них до рукоприкладства не доходило.

Может, ниточка — это угрожающие письма, приходившие после его публикации о торговле детьми в Китае? Статья не могла не перевернуть жизнь многих американских семей, которым эта тема была близка.

Дети — это святое: так скажут все родители на свете, готовые ради защиты своего потомства на все, вплоть до убийства.

Эндрю задумался, как бы поступил он сам, если бы усыновил ребенка, а потом какой-то журналист обвинил бы его в невольном соучастии в гнусных делах, утверждая, будто ребенок, прежде чем попасть к нему, якобы был украден у родителей?

— Я бы, наверное, до конца своих дней проклинал того, кто открыл этот ящик Пандоры… — пробормотал Эндрю.

Как быть, если не сомневаешься, что твой ребенок рано или поздно узнает правду, ставшую достоянием общества? Разбить сердце ему и себе и вернуть законной семье? Или жить во лжи и ждать, чтобы он, повзрослев, бросил тебе упрек, что ты закрывал глаза на страшное преступление?

Работая над прошлой статьей, Эндрю лишь слегка касался всех этих тяжелых тем. Скольких американских отцов и матерей он поставил в невыносимое положение? Впрочем, значение имели только факты, его ремеслом было раскопать истину. Как говаривал его отец, каждый смотрит на мир со своей колокольни.

Зачеркнув Олсона, он сделал себе пометку: перечитать те три анонимных письма с угрозами.

А его журналистское расследование в Аргентине? Диктатура, правившая там с 1976 по 1983 год, без колебаний рассылала по всему миру убийц, чтобы убрать противников режима или тех, кто мог разоблачить преступления военных. Времена изменились, но методы самых упертых остаются прежними.

Это его расследование тоже многим не по нраву. Нельзя исключать, что ему вынес смертный приговор кто-нибудь из членов бывшей военной хунты, важный чин из ВТУФА [3] Высшее техническое училище ВМФ Аргентины, в котором в годы военной диктатуры размещалась одна из самых крупных подпольных тюрем. (Прим. автора.) или одного из секретных концлагерей, куда тайно свозили людей, затем подвергали пыткам и убивали.

Эндрю начал составлять список людей, которых он расспрашивал в свое первое посещение Аргентины. По понятным причинам в этот список не попали те, с кем он говорил во второй командировке. Вернувшись в Буэнос-Айрес, он постарается усилить бдительность.

— Как обычно, ты думаешь только о своей работе, — упрекнул он себя вслух, переворачивая страничку блокнота.

А как насчет бывшего бойфренда Вэлери? Она никогда о нем не говорила, но два года совместной жизни что-то да значат. Мужчина, которого бросили ради другого мужчины, может представлять опасность.

От мыслей о стольких людях, у которых могло бы появиться желание его угробить, у Эндрю пропал аппетит. Он отодвинул тарелку и встал.

Возвращаясь на работу, он вертел в кармане купленное колечко, не желая ни на секунду задуматься над промелькнувшим у него в голове подозрением.

Нет, Вэлери ни за что бы на такое не пошла!

«А ты уверен?» — нашептывал внутренний голос, от которого, словно от ледяного ветра, у него застывала кровь.

В четверг первой недели своего воскрешения — это словечко приводило его в ужас всякий раз, когда он мысленно его произносил, — Эндрю, торопясь, как никогда, отправиться в Буэнос-Айрес, занялся уточнением последних деталей поездки.