Кристиан Крахт - Карта мира (сборник)

— Я турист. Мне бы очень хотелось отведать боодкха, — сказал я.

— Чего-чего?

— Боодкха.

— Боодкха?

— Да, боодкха.

— А-а-а — боодкха!

На их лицах теперь разлилось выражение крайнего восхищения; одни зачмокали, другие поднесли ко рту два пальца и облизали их, человек в шапке потер себе живот.

— Боодкх делает нас сильными!

— Боодкх придает нам энергии!

— И прежде всего обостряет зрение.

— Но вы должны поесть его до сентября, пока сурок не набрал зимнего жира!

— Нет, нет! Только в сентябре он по-настоящему вкусный и масляный!

— Неправильно! Если мясо слишком жирное, оно становится терпким и плохо пахнет!

— Что ты сказал? — спросил человек в тренировочном костюме.

— А ну-ка, повтори! — произнес другой и схватил третьего за шею.

Казалось, они позабыли, что я еще нахожусь здесь.

— Прошу прощения, хм-м, его готовят на газовой горелке? — спросил я.

— Да, совершенно верно. Это правильный способ жарки. Используют газовую горелку.

— А как быть с бубонной чумой? — продолжал я расспрашивать. Мужчины засмеялись и замахали руками.

— Только трусы и китайцы боятся бубонной чумы, — сказали они.

— А в каком же ресторане я могу теперь попробовать боодкха? — спросил я. Здесь, в «Ханском трактире», имелись только немецкие блюда — в красиво оформленном меню значились курица под соусом карри и шницель, гуляш со сливками и телячьи сосиски, гавайский тост, запеченный камамбер с брусникой и Toffifee.

— Сурка вы получите, только отправившись за город, в сельских юртах, — сказал монгол в шапке — звали его Дажравдан. — Мы можем завтра для вас это организовать. У вас уже есть какие-то планы на сегодняшний вечер?

— Собственно говоря, нет.

— В таком случае пойдемте со мной на Народный стадион, там состоится концерт. Вы — мой гость.

— Да, с удовольствием, почему бы нет. А что это за концерт?

— Сегодня вечером выступает диджей Бобо.

Итак я со свои новым монгольским другом Дажравданом отправился на концерт диджея Бобо в Улан-Баторе.

Очень рано утром на следующий день рядом с моей кроватью в гостинице зазвонил телефон. Вечер получился очень жесткий. Дажравдан настаивал, чтобы мы литрами пили ферментированное кобылье молоко, а также танцевали под каждую мелодию швейцарского танцевального жокея. На концерт явились около восьми тысяч монголов, и воодушевленный рев голосов, когда Бобо на сцене представлял свои несколько странные вещи, был оглушительным. Будильник показывал без четверти шесть. Голова у меня трещала.

— Алло?

— Мой друг, — это Дажравдан. Спускайтесь, пожалуйста, в вестибюль. Я нанял машину.

— В такой час?

— Да, разумеется. Посмотрите, пожалуйста, в окно!

Я встал, завернулся в гостиничную простыню и вышел на балкон. Солнце стояло уже высоко в небе — дни короткого монгольского лета были длинными и жаркими. Внизу во дворе гостиницы стоял Дажравдан перед «мерседесом» баклажанного цвета и махал мне рукой. Рядом с ним, покуривая трубку, стояли еще более крупный мужчина и очень маленькая, ужасного вида женщина.

— Выходите, поедем кушать боодкха! Спускайтесь же! — прокричал он мне.

Дажравдан потряс мне руку, а потом так увесисто хлопнул меня по плечу, что я едва не свалился. Он представил мне только водителя, который выбивал трубку о каблук своего левого армейского сапога, и затем госпожу Отгонбайер, которая, мол, доставит меня в сельскую местность для кушанья боодкха. Сам же он, по его словам, не мог, к сожалению, к нам присоединиться, поскольку что-то с кобыльим молоком оказалось неладно, а что именно, он и сам толком не понимал.

Сиденья «мерседеса 190» были покрыты белыми пятнами, левая фара выбита. Впереди сел водитель, звали его Батта. Рядом с ним разместилась госпожа Отгонбайер, а сзади — я. Мы проехали через пригороды, застроенные панельными домами, которые в свете утреннего солнца светились желтым и белым. У бордюров сидели маленькие мальчишки, уткнувшие носы в полиэтиленовые пакеты с растворителем, и махали нам.

— Это пригороды, — сказала госпожа Отгонбайер и указала на пригороды.

Я сделал неудачную попытку пошутить и указал на нюхающих мальчишек:

— А это плоды социализма.

— Хмм, — произнесла госпожа Отгонбайер. Она была служащей полугосударственного туристического бюро «Юулхин» и решительной экскоммунисткой. У нее были короткие черные волосы, а на носу — бифокальные очки, которые она снимала, когда говорила, обернувшись на заднее сиденье, чтобы придать своим словам выразительность. В коммунистический период она изучала металлургию в Екатеринбурге — тогдашнем Свердловске — а вот теперь стала экскурсоводом.