Матей Вишнек - Синдром паники в городе огней

Время близилось к девяти вечера, а мсье Камбреленг как будто бы забыл о нашем званом ужине, хотя от театра «Одеон» до церкви Сен-Сюльпис было каких-то несколько шагов. Когда я напомнил ему, что мы рискуем опоздать, мсье Камбреленг небрежно махнул рукой и сказал:

— Ничего, пусть тоже привыкают.

К чему привыкают? Может, мсье Камбреленг хотел ввести восточноевропейскую нотку поотчетливее в предстоящий ужин и для начала опоздать? Кельнер, который попросил у меня автограф, принес нам еще два стакана пива, хотя и на сей раз мы его ни о чем не просили.

Со стороны «Одеона» время от времени доносился какой-то странный шум, он шел изнутри и был похож на мычание. Сначала я решил, что это шум аплодисментов, потом — что это крики и свист… С бульвара Сен-Мишель послышалась сирена полицейской машины, а может, «скорой», я никогда не умел различить эти два пронзительных сигнала. Звук сирены приближался и явно надвигался на нас. Это оказалась «скорая», и она остановилась прямо перед кафе. Мы повернули головы, и я, и мсье Камбреленг, посмотреть, в чем дело. Одной японской туристке стало плохо в кафе, и ее вынесли на носилках.

Когда машина «скорой помощи» с японкой скрылась из виду, мсье Камбреленг увидел, что мимо проходит Эмиль Чоран. Я знал, что Эмиль Чоран живет на рю Одеон, в доме номер пять или шесть, в мансарде, откуда наверняка видна крыша театра «Одеон». Поскольку Чоран шел с таким видом, как если бы у него не было определенной цели, мсье Камбреленг пригласил его к нам за столик.

Чоран сел без излишних формальностей, хотя ни пить, ни есть не хотел. Все же он подозвал кельнера и попросил минеральной воды. Кельнер показал ему карту напитков. Что выберет мсье — «Перье», «Пеллегрино» или «Бадуа»? Чоран не смог ответить сразу. Он попросил кельнера подождать, пока он подумает. Потом, переводя взгляд с мсье Камбреленга на меня, начал рассуждать о минеральных водах и о чаях. В конце концов он выбрал «Бадуа», потому что эта вода была не такой агрессивной.

Пока кельнер ходил за бутылкой «Бадуа» для Чорана, вестибюль театра «Одеон» снова наполнился публикой. Это наверняка был антракт между двумя действиями пьесы. Кое-кто из зрителей вышел на ступени выкурить сигарету. Человек пятнадцать-шестнадцать ушли совсем, явно раздраженные тем, что увидели, и не желающие продлевать эту пытку.

В какой-то момент мне показалось, что один возмущенный зритель нашел меня взглядом со ступеней театра и погрозил мне кулаком.

Чоран тоже увидел возмущенного зрителя и сделал следующее замечание:

— Единственное, чего мы можем ждать от книги или от пьесы, — это удовольствие, которое она нам доставила, когда мы ее писали.

Чоран поднялся, чтобы продолжить свою прогулку без цели. Мсье Камбреленг спросил, не хочет ли он пойти с нами на ужин к мадам Детамбель, но Чоран сказал, что нет. Он страдал бессонницей, а сегодня не выспался даже и днем.

Мы проследили взглядом, как удаляется Эмиль Чоран, после чего тоже поднялись и пошли к Сен-Сюльпис. Мадам Детамбель жила в средневековом доме XVII века с толстыми стенами, куда был вход через огромные деревянные ворота. За воротами, выкрашенными в голубой цвет, открывался прекрасный внутренний двор, мощенный каменными плитами, весь в деревьях и цветах.

Мы поднялись на третий этаж по винтовой лестнице. Из квартиры мадам Детамбель слышались голоса, музыка, смех. Я ожидал, что ужин будет скучный и чинный, — но ничего подобного. Мадам Детамбель устроила скорее китайский вечер, потому что его героем был Хун Бао. Он приготовил десятки настоящих китайских блюд, а в тот момент, когда мы вошли (почти незамеченные), Хун Бао еще и расписывал присутствующим что-то весьма забавное, за что его награждали хохотом.

Десятки кастрюлек и тарелочек размещались на длинном столе на манер буфета, а приглашенные делали что хотели, разгуливали по квартире мадам Детамбель, сами себе накладывали и подкладывали, разговаривали или просто слушали музыку.

Стены квартиры были увешаны картинами, по большей части выполненными одной и той же рукой. Мадам Детамбель рассмеялась, когда увидела, с каким изумлением я рассматриваю серию полотен, представляющих веселых единорогов и кошек с завязанными глазами.

— Хотите, я познакомлю вас с художницей? — предложила она и представила мне мадам Фуасси.

— Очень приятно, — сказала мадам Фуасси с таким выражением, будто видела меня в первый раз.

Человек шесть-семь расхаживали по гостиной мадам Детамбель, без стеснения уминая китайские блюда, приготовленные Хун Бао. Он сам, снуя между кухней и гостиной, по-дружески помахал мне рукой. Мсье Камбреленг обещал мне встречу с французским писателем-мегаломаном, но среди присутствующих я не заметил ни одной совершенно новой фигуры.