Артур Хейли - На высотах твоих

— Вы что, с ума сошли? — не веря своим ушам, прошептал Хауден. Он не сводил глаз с Уоррендера. Конечно, этого и следовало ожидать — примерно то же самое Уоррендер излагал и во время приема… Но тогда Хауден отнес это на счет алкоголя… И вдруг вспомнил слова Маргарет: «Мне иногда приходит в голову, что Харви Уоррендер слегка тронулся умом».

Уоррендер прерывисто дышал, ноздри его трепетали.

— Нет, — ответил он. — Я не сошел с ума. Просто устал от этого чертова лицемерия.

— Честность — прекрасное качество, — проговорил Хауден. Гнев его улегся. — Но то, что вы предлагаете, есть политическое самоубийство.

— А откуда это известно, если никто еще не пробовал? Откуда нам знать, что людям не понравится, если мы скажем то, что им уже давно известно?

Совершенно спокойно Джеймс Хауден спросил:

— Какую вы видите альтернативу?

— Имеете в виду, если мы не примем новый закон об иммиграции?

— Да.

— Тогда я буду всеми силами добиваться строжайшего соблюдения того закона, что действует ныне, — твердо заявил Харви Уоррендер. — Я буду соблюдать этот закон без всяких исключений. И никаких хитростей и очковтирательства, никаких потайных лазеек с черного хода ради того, чтобы неугодные вам вещи не попадали в газеты. Может быть, тогда все увидят, каков он есть, ваш этот самый закон, на самом деле.

— В таком случае, — ровным голосом произнес Джеймс Хауден, — я предлагаю вам подать в отставку.

Их взгляды встретились.

— Нет, — тихо ответил Харви Уоррендер. — Ну уж нет.

Наступило молчание.

— Хотелось бы, чтобы вы ясно и откровенно высказали все до конца, — предложил Джеймс Хауден. — Что у вас на уме?

— Думаю, вы сами знаете.

Лицо премьер-министра хранило решительное выражение, неуступчивый взгляд сверлил собеседника.

— Я же просил говорить ясно и откровенно, без всяких недомолвок.

— Что ж, хорошо, если вам так хочется. — Харви Уоррендер откинулся на спинку кресла и продолжал таким тоном, словно речь шла о самых обычных вещах: — Мы с вами заключили соглашение.

— Это было давным-давно.

— Соглашение-то бессрочное.

— Как бы то ни было, все его условия выполнены.

Харви Уоррендер упрямо покачал головой.

— Соглашение бессрочное, — повторил он и, порывшись во внутреннем кармане, извлек сложенный листок бумаги и бросил его на стол перед премьер-министром. — Прочитайте и убедитесь сами.

Потянувшись за листком, Хауден ощутил, как дрожит его рука. Если это оригинал, единственный экземпляр… Копия!

На миг самообладание покинуло его.

— Глупец!

— Это почему же? — Лицо Уоррендера оставалось безмятежным.

— Вы изготовили фотокопию!

— Так никто не знал, что именно копируется. Кроме того, я все время неотлучно находился у аппарата.

— А негативы?

— Единственный негатив у меня, — спокойно заявил Уоррендер. — Я сохранил его на тот случай, если мне когда-нибудь понадобятся еще копии. Да и оригинал в надежном месте. Так что же вы не почитаете?

Хауден опустил взгляд на лежавший перед ним листок, и в глаза ему прыгнули те самые слова — ясные, точные, написанные его собственной рукой:

1. X. Уоррендер снимает свою кандидатуру, выступает в поддержку Дж. Хаудена.

2. Племянник X. Уоррендера (X. О'Б.) получает ТВ привилегии.

3. X. Уоррендер в кабинете Хаудена получает портфель по своему выбору (кроме иностр. дел и здравоохранения). Дж. X. может сместить X.У. только в связи с опрометчивым поступком либо скандалом. В последнем случае X.У. берет на себя всю ответственность, не впутывая Дж. X.

В конце были проставлены дата — девятилетней давности — и наспех нацарапанные инициалы обоих.

Харви Уоррендер тихо спросил:

— Убедились? Как я и говорил — срок действия не указан.

— Харви, — медленно проговорил премьер-министр, — есть ли смысл взывать к твоей совести? Мы были друзьями… — На миг голова его пошла кругом. Попади одна только копия в руки одного-единственного репортера — и она станет орудием казни. Никаких шансов объясниться, сманеврировать, спасти себя в политике — лишь разоблачение и позор. Ладони его вспотели.

Уоррендер отрицательно покачал головой. Хауден ощущал вставшую между ними неодолимую стену. Он предпринял еще одну попытку.

— Ты же получил свое, Харви. Больше, чем было обещано. Что же теперь еще?

— Скажу, я скажу! — Уоррендер подался вперед и заговорил яростным, свистящим шепотом: — Дай мне остаться. Дай мне сделать что-нибудь стоящее. Может быть, если мы перепишем наш закон об иммиграции и сделаем это честно — скажем вслух обо всех тех вещах, что мы творим втихомолку… Может быть, тогда у людей шевельнется совесть, и они потребуют перемен. А может быть, нам только это и нужно — изменить наши повадки? Возможно, именно перемены нам и необходимы. Но чтобы приступить к их осуществлению, мы сначала должны проявить честность.