Михаил Садовский - Будни накануне

— Андрюшенька, вы всегда с приятным сюрпризом — у вас очень интересный друг…

— Ученый… будущее светило, поверьте мне, Наташенька! Светлая голова и труженик, скоро академиком будет, гордостью страны… — это он так прикрылся, чтобы не слишком патетично звучало…

Там оказалось, действительно, интересно… Говорили за столом обо всем и вольно, пили в меру и незаметно было, чтобы кто-то уже захмелел, только я никак не мог включиться и поспеть за их перебросками с экзистенциализма к искусственному оплодотворению и от продажи из Эрмитажа двух картин Рембранта на песенки какого-то Окуджавы… потом оказалось, что программа вечера только началась после ужина, и мы пошли в соседний дом, где у мужа Натальи Николаевны была мастерская. Сегодня там молодой, но уже модный художник Вадим Щукарев специально для нас выставил три своих новых работы… По дороге за пять минут Андрей успел сообщить мне, что муж Наташи сейчас за границей, что он Народный художник, а Вадим его дальний родственник — сын троюродного брата, что у них совершенно разные школы, что они несовместимы, как Вавилов и Лысенко (что он имел в виду, я не переспросил) и что поэтому, пока нет мужа, Наташа на один вечерок пригласила Вадима, потому что он сильно входит в моду…

Честно сказать, мне было не то что скучно даже, а просто никак… не склеивалось у меня все это с моей жизнью… с комнатушкой в теткиной квартире, где раньше, очевидно, жила прислуга, а может это была кладовка с окном-бойницей… Мимо своего дивана я мог протиснуться к столу только боком, обтирая задом стенку, отчего обои стерлись на высоте метр пять до газет, наклеенных на сухую штукатурку, приемник в углу вовсе не говорил мне таких вещей, а только про битву за урожай, сто два процента плана на ведущем Ленинградском металлическом и премьеру Ивана Сусанина в Большом… Газет я совсем не читал… шахматы иногда, когда играл Таль… И откуда они брали все эти новости, все эти сплетни, названия картин, выставок, авторов, никому неизвестных, с песнями, которые по радио не передают… откуда вообще берутся народные художники… Я смотрел на мамино фото на стенке и думал, что она бы тоже затруднилась, наверное… хотя знала много и тоже много загадочного… вдруг читала мне стихи по-французски и говорила, что я еще пожалею в жизни, оставшись из-за своей лени без иностранных языков… Я уж, действительно, жалел… вообще, единственное, что всегда сбывалось, то, что мама говорила мне в детстве… может быть, в молодости она бы мне сказала что-то очень важное, что помогло бы мне, но… до моей молодости она не дотянула… а что говорил мне отец, я не помнил сам… только со слов мамы… мне было пять, когда он погиб, а когда ушел на фронт и того меньше…

Теперь приходилось самому себе говорить что-нибудь… я старался умное, по крайней мере, что мне казалось умным, а потом следовать этому совету-напутствию… Я сидел на своем диване в совершенно несобранном виде, листал монографию, которую мне дали на два дня, думал о том, почему Андрей позвал меня на эту вечеринку, и вспоминал, куда я положил телефон, который мне дала девушка, с которой я там познакомился. Было обидно его потерять — он сулил заработок… Наконец, я обнаружил его в пистончике брюк. Как он туда попал, я никогда не клал в этот пистончик ничего!? Все было странно на этом вечере и что после него происходило.

Утром Андрей позвонил мне по местному и сразу начал: «„О, если б знал, что так бывает, когда пускался на дебют, что строчки с кровью убивают, нахлынут горлом и убьют!“ Ну, как?» Я не знал, что ответить и поэтому сказал:

— Замечательные стихи! Пастернак!!!

— Старик, ты растешь в моих глазах! — он не знал, что у меня память на имена и события феноменальная. Прочту один раз случайно: Рыгор Бородулин — и все, на всю жизнь… Или на первой полосе газеты на улице на стенде за стеклом: Осип Колычев — навсегда, и еще какие-то ассоциации странные со сказкой «Волк и семеро козлят» — такой волк-Осип хрипатый в мужицком зипуне, нечесаный и потом клочки, закоулочки, коза, которая бодает его в живот, а оттуда весь выводок… Люся в телефон обрадовалась:

— Николай! Это замечательно, что вы так скоро позвонили — а я думала, что потеряете мой телефон… У нас есть заказ новый, и надо его быстро сделать… — она тараторила, как кофемолка, — в семь сегодня можете подъехать к институту? Знаете, на набережной… да, да — я вас встречу в вестибюле…

От Люси пахло какими-то прекрасными духами, работа оказалась очень простой, но я сразу отказался. Она настолько опешила, что даже растеряла все слова и свою убедительную скорость. Мы долго молчали, сидя на стульях в вестибюле института. Потом она предложила: