— Поздно, — говорю ему. — Я видела тебя. Раньше. Это женский сортир.
— Когда раньше?
— За несколько секунд. Прежде чем ты улыбнулся. Ты был совсем другой. Нехороший.
— Правильно. Потому что во мне два человека: плохой и хороший.
— Значит, убьешь меня? Раз я тебя застукала?
Я поворачиваюсь к нему лицом. Он показывает мне бутылку вина, оплетенную соломой.
— Что это?
— «Кьянти». Я получил его к абидуре.
Это смешит меня.
— Знаешь, ты сказал к абидуре , а не к абитуре?
Челка падает ему на лоб, я откидываю ее. Впервые в жизни я реально дотрагиваюсь до него. Впервые мы реально одни. Мне не хватает только темноты. Отвратительная лампочка действует на нервы.
— Не хочешь пройтись? — говорю я.
На природе под звездами выдаю ему всю леденящую правду. Этот неожиданный выплеск он пытается сдержать, но я не сдаюсь.
— Знаешь, ты ужасно жестокий! — улыбаюсь я. — Знаешь, ты ужасно бестактный!
— Ну подожди, подожди.
— Нет, ты подожди. Теперь моя очередь. Я немного под мухой и могу сейчас все высказать. Кроме того, ты, возможно, единственный, который поймет меня. Теперь слушай. Ты выслушаешь меня?
— Выслушаю.
Трава мокрая, невидимые волны бьются о невидимый берег.
— Мы оба знаем: то, что ты сейчас делаешь, называется сладкой подменой невезухи , — говорю я.
Прищурившись, он удивленно смотрит на меня, но при этом достаточно честен, чтобы притворяться непонимающим.
— Молодец, — хвалю я его. — Что до меня, мы оба знаем: я словно бедный автомеханик, который признает только «мерсы», хотя отлично понимает, что у него самого «мерса» никогда не будет.
Опасаюсь, как бы он не завел какой-нибудь банальный спор по поводу этого сравнения — лишь бы скрыть свою растерянность. К счастью, он не говорит ничего.
— Другая метафора: когда встречаются люди разных социальных групп, они тактично избегают упоминания о деньгах — смекаешь, что я хочу сказать? Ты уже знаешь, в чем коренится ваша жестокость?
— Ваша?
Он шатается, поддерживаю его за локоть.
— Твоя, Джефа и других красивых мальчиков.
— В чем?
Разумеется, он это знает, просто не хочет высказать вслух.
— В том, что при каждой встрече вы показываете тугой кошелек.
Но пора его и пожалеть. В темноте я больно натыкаюсь ногой на деревянную лавочку. Сажусь без всяких объяснений, а Том просто валится ко мне на колени. Прижимаю его голову к груди и глажу по волосам.
— Диктатура обаяния, — продолжаю я. — Фашиствующий террор наружности. — Алкоголь окрыляет меня. — Что же остается мне? Либор, — горько смеюсь я, — и мастурбация.
Он откидывает голову назад и смотрит на меня, но иначе, чем прежде.
— Покажи, — говорит. — Покажи, как ты это делаешь. Мы можем сравнить технику.
Наша свобода не имеет границ.
— Ты спятил? Я видела себя в зеркале. При оргазме я выгляжу так, будто кто-то клещами выдирает у меня ногти.
Мы смеемся. С усилием он садится и беспардонно разглядывает меня. Потом обеими руками гладит мне грудь. Я не сопротивляюсь.
— Принимаешь милостыню? — спрашивает.
— Только на Рождество.
Пододвинувшись, он начинает ерзать.
— А хоть какой-нибудь залог?
— Залог — можно.
Он долго и хорошо меня целует.
(Музыка, смычки.)
Он снова ко мне ложится на колени и вскоре засыпает. Я слушаю его посапывание — я счастлива и расстроена одновременно. Я только что объехала два квартала на «мерседесе», а всю оставшуюся жизнь буду ходить пешком.
Июньский день, солнечный и теплый. Они встречаются у Железничного моста, разумеется, не целуются — с того момента, как Ева призналась, что на Слапах лишилась девственности, прошло всего две недели.
Эти две недели он ее упорно избегал; мысль, что они вдруг встретятся, вызывала в нем головокружение, тяжесть в желудке и сильное биение сердца. Но сейчас Ева стоит против него, в сандалиях и светлом платье на бретельках, стоит спокойно, без улыбки, без видимых признаков виноватости. От реки дует ветер, она то и дело придерживает подол платья. Прежде чем Джеф успевает заговорить, они замечают Фуйкову с Веткой: девушки идут по набережной прямо навстречу им — с ними уже не разминуться. Обе выглядят растерянно, но тут же овладевают собой.
— Ну, привет, — улыбается Ветвичкова. — Тоже прогуливаетесь?
Джеф молчит.
— Так, немножко, — отвечает Ева.
Фуйкова оглядывает их.
— Вы напоминаете рекламу ссуды для молодоженов.
Читать дальше