Юрий Поляков - Убегающий от любви (сборник)

— Бедненький…

— Пошли!

— А вот этого не надо! Не надо, говорю! Отпусти… Он проснется…

— Ну и хрен с ним! Я ему по рогам настучу!

— Ага, а зарплату потом ты мне будешь платить?

— А сколько он тебе платит?

— Сладенький, если я скажу, ты не переживешь…

— Ну хорошо… А завтра?

— До завтра дожить нужно. Иди баиньки! Утро вечера мудренее.

Послышался шум борьбы и щелчок дверного замка. Затем снова — шелест душа и тихие влажные шаги по ковру.

— Зайчуган, ты спишь? Зайчуга-ан!

Я повернулся и показательно продрал глаза. Обнаженная Катька стояла надо мной, как мраморная богиня в ночном зале музея. И лишь темные пятна сосков да черный, идеально равнобедренный треугольничек нарушали эту ночную мраморность. Правда, я читал, что дотошные греки раскрашивали своих афродит самым достоверным образом там, где положено.

— Я-то сплю, а вот ты где шляешься?

— Я ребят успокаивала, — чистосердечно призналась она. — Им так сейчас тяжело!

— Успокоила?

— Кажется, да…

— Ну что там? Обломками никого не задело?

— Нет, в поле упали. Одного велосипедиста взрывной волной сдуло. Подал в суд за поломку велосипеда…

— Переживем! Что еще?

— Ничего.

— А Перов не застрелился, пока я спал?

— Нет, просто очень сильно напился…

— А что там твой атташонок?

— Почему это мой? — искренне возмутилась Катька.

— Ладно. Как там мой атташонок?

— Папуле звонил… Плакал в трубку. Все на тебя валил…

— Сволочь! — Я повернулся к стене и сделал вид, будто возвращаюсь к прерванному сну.

Катерина легла рядом и прижалась ко мне своим еще влажным после душа телом. Я отстранился:

— Ты и меня хочешь успокоить?

— Прости, Зайчуган, я очень устала. Такой трудный день…

— Еще бы!

— Спокойной ночи!

Я долго не мог заснуть. Теперь, когда опасность полного краха миновала, можно было спокойно обдумать подробности завтрашней развязки нашего с Катькой романа. Нет, надавать ей по щекам и заставить спать на прикроватном коврике — это не месть! Пилотажники и так смотрят на меня будто на спекулянтика, примазывающегося к их героическому ремеслу. А теперь еще будут всем рассказывать, как по-гусарски оттоптали личную секретаршу Шарманова. Нет, такое не прощается!

Все обдумав и воодушевившись, я повернулся к Катерине — она мирно спала, свернувшись калачиком и чуть похрапывая от усталости. Я пошарил по ее нежному теплому тельцу и наткнулся на мягкую щетинку. Катька, не просыпаясь, поощрительно шевельнула бедрами. В голове почему-то крутился сакральный пароль пьяниц времен застоя: «Третьим будешь?»

— Буду! — вздохнул я. — Буду!!

Утром мы завтракали в уютном ресторанном зальчике, специально выделенном для руководства летной группы. Стены были украшены фотографиями знаменитостей, останавливавшихся в отеле. Я узнал длинноносую Маргарет Тэтчер и жизнерадостного губошлепа Бельмондо.

Ели вяло. Меня еще поташнивало от вчерашних излишеств. Но шеф полетов Перов, тот просто страдал нечеловеческой мукой и настолько опух с похмелья, что даже внешность его описывать бессмысленно. Лучше бы он и в самом деле вчера застрелился. Базлаков и Вильегорский тоже выглядели дохловато, но, несмотря на это, периодически посматривали победно друг на друга, а изредка исподтишка бросали на меня взоры, в которых странным образом сочетались кобелиное торжество и мужское сочувствие моей рогоносной участи. И лишь Катерина была, как всегда, свежа и целомудренно невозмутима, словно прибыла сюда, на грешную землю, с далекой планеты, где половая жизнь сводится исключительно к игре на фортепьяно в четыре руки, а в бутылках из-под водки продают только родниковую воду.

Обслуживал нас официант с выправкой оперного певца. Я подозвал его и приказал принести шампанского. Он, обалдев, переспросил несколько раз, ибо для англичанина выпить за завтраком шампанского, а не апельсинового сока — нечто совершенно противоестественное. Разъяснив ему, что я вовсе не шучу, и отправив выполнять заказ, Катерина удивленно спросила:

— А разве у нас праздник?

— Да, проводы.

Когда перед каждым стоял наполненный бокал, я постучал ножом по графину, призывая к вниманию, и встал.

— Дорогие коллеги! Господа! — начал я. — Товарищи! Прискорбное событие, случившееся вчера, потрясло всех нас до глубины души. Вся Россия без преувеличения содрогнулась от Камчатки до Карпат…

— Карпаты теперь не наши! — подсказал Базлаков.

— И Камчатку скоро отдадим… — всхлипнул Перов.