Сара Дессен - Замок и ключ

Всякий раз, когда мы заявлялись к людям с их потерянным багажом, они реагировали вполне предсказуемо — либо радовались и искренне благодарили, либо срывали на нас злость на службу авиаперевозок в целом, в буквальном смысле считая, что во всем виноват посыльный. Вскоре мы уяснили, что проявление сочувствия — лучшая тактика в подобных случаях. «И не говорите! — соглашалась мама, показывая клиенту, где нужно расписаться, пока он изливал свое негодование по поводу того, что ему пришлось покупать одежду или туалетные принадлежности в чужом городе. — Это возмутительно!» Обычно этих слов вполне хватало, так как авиакомпании зачастую вообще не утруждали себя доставкой потерянного багажа. Но иногда нам попадались законченные придурки, которых невозможно было успокоить. Тогда мама просто ставила сумку на пол, разворачивалась и, не обращая внимания на выкрики вслед, шла к машине. «Это карма, — сообщала она мне. — Вот увидишь, скоро мы снова сюда приедем».

С отелями было проще, там мы общались только с портье или администраторами. За то, что мы обслуживали их в первую очередь, полагался бонус, и вскоре мы с мамой стали частыми посетителями гостиничных баров, куда заглядывали, чтобы перехватить по гамбургеру между доставками.

К концу смены на дорогах почти никого не оставалось, и порой только наша машина колесила в темноте по безмолвным холмам и равнинам. Иногда нашим клиентам не хотелось, чтобы их будили посреди ночи, и тогда они цепляли на дверь записку с пожеланием оставить багаж на крыльце или, договариваясь о доставке по телефону, просили положить сумку в багажник своего автомобиля. Такие поездки казались самыми странными — в полночь или еще позже мы, стараясь не шуметь, тормозили у темного дома, чтобы украдкой оставить там что-нибудь. Как будто ограбление наоборот.

Впрочем, в нашей работе было нечто утешительное, даже обнадеживающее. Словно все потерянное можно обрести вновь. Мы уезжали, а я пыталась представить: как это — открыть двери и обнаружить вещь, которую уже и не чаял найти? Может, она побывала в неведомых тебе местах, прошла через десятки чужих рук, меняя маршруты, и все-таки вернулась обратно еще до начала нового дня.

Я думала, что буду спать как в приюте — чутко и беспокойно, — но проснулась утром, когда Джеми постучал в дверь и сообщил, что через час нам нужно выходить из дома. Не успев толком прийти в себя, я не сразу поняла, где нахожусь. Посмотрела вверх, на потолочное окно, закрытое жалюзи и внезапно вспомнила: дом Коры. Неудачный побег. А сейчас еще и «Перкинс-Дей». Всего лишь три дня назад я прекрасно справлялась сама: жила в желтом коттедже, работала в «Службе коммерческой доставки» и ходила в школу Джексона. Теперь все снова поменялось. И, похоже, я начала привыкать.

Поначалу я даже не подозревала, что мама исчезла насовсем. Сочла это очередным загулом, который продлится до тех пор, пока у нее не кончатся деньги или пока она не надоест своему дружку. Несколько дней, не больше. Первые пару раз я страшно за нее волновалась, а потом, когда родительница приходила домой, была вне себя от радости и задавала кучу вопросов, чем неимоверно ее бесила. «Мне нужно личное пространство, понятно?» — сердито бросала мама, перед тем как уйти в свою комнату отсыпаться. Судя по всему, там, где она проводила время, сна ей явно не хватало.

Потребовалась еще парочка исчезновений — каждое на несколько дней длиннее предыдущего, — прежде чем я поняла, что веду себя неправильно, открыто выказывая беспокойство. Я стала делать вид, что мне совершенно безразлично, дома она или нет. Независимость — ее собственная, моя, наша — всегда была маминым пунктиком. Матушку можно было назвать какой угодно, только не назойливой. Своими уходами она учила меня самостоятельности. Только слабаки не могут обойтись без чьего-нибудь присутствия. Уходя, она словно становилась сильнее, а следовать ее примеру или нет, это уж как я решу сама.

Прошло две недели, от мамы не было ни слуху ни духу, и я с трудом заставила себя пойти в ее комнату, чтобы осмотреть вещи. Как я и предполагала, мамин неприкосновенный запас — триста долларов наличными — исчез, а вместе с ним ее сберегательные боны, косметичка и, самое главное, купальник и любимое летнее платье. Куда бы она ни отправилась, там, по крайней мере, было тепло.

Вообще-то я даже толком не поняла, когда точно она уехала, — в последнее время мы почти не разговаривали. Не то чтобы мы не ладили, просто подчеркнутая отчужденность в отношениях, которая поначалу могла длиться несколько дней, вскоре стала постоянной. Вдобавок мама бросила работу. По утрам она спала и не вставала до тех пор, пока я, придя из школы, не уезжала в «Службу коммерческой доставки», а к моему возвращению поздно ночью родительница уже обитала где угодно, только не дома. Какое уж тут общение… К тому же в тех редких случаях, когда мне удавалось ее застать, она была не одна.